Архивная версия / archive version:

Проект «Архи всЁ» переехал на сайт www.cih.ru
This project was moved to the www.cih.ru

данная версия не обновляется и может быть недоступной через некоторое время

^{см. также: СНиПы | Бионика | Модерн | Новости | Строительство}

Вы можете найти необходимую информацию на сайте cih.ru / You can find the necessary information on the cih.ru website:

    Разумеется, чем более крутыми были склоны, на которых располагались части города, тем большие возможности для градостроителя-драматурга открывались самими свойствами ландшафта. Возможно, самыми красивыми городами древности были Приена и Пергам, построенные на малоазийском берегу Средиземного моря. Террасы, соединенные лестницами и серпантинами дорог, фон темной скалы сзади и выше — все это позволяло планировщику пользоваться таким богатством выразительных средств, что его можно приравнять к скульптору. Древняя легенда, согласно которой Динократ предлагал Александру Македонскому превратить гору Афон в фигуру лежащего гиганта, вложив ему в руку целый город, явно несет в себе отпечаток реального эстетического переживания, вызывавшегося городами малоазийских берегов.

Нельзя сказать, что в долгую эпоху средневековья о композиции города вообще не задумывались. Напротив, о ней думали много, но, сообразно духу времени, очень специфически: композиция города должна была в максимальной мере соответствовать образу “града небесного”, изображенного в нескольких священных текстах и книгах “отцов церкви”. Не геометрия, а счисление выходит на первый план. Особое значение придавалось числам 3 (святой Троицы), 4 (четверо великих пророков, четверо евангелистов), числу 7, бывшему их суммой и числом дней Творения по библейскому мифу, числу 12, бывшему произведением 3 и 4 и числом апостолов. Эти числа вновь и вновь отзывались количеством ворот и башен, улиц, ведущих к воротам, высотой храмов и ее отношением к их же ширине, пропорциями главной площади. Композиционная деятельность архитектора сохранялась, но тоже в особом виде, поскольку прямой дорогой считалась такая улица, которая вела “прямо к цели” совершенно независимо от изломов или изгибов.

Независимо от того, сколь непрост мог быть рисунок уличной сети, сегодня воспринимаемый нами как лабиринт, если в символическом (не обязательно геометрическом) центре города были собор и площадь перед ним, если районы были распределены между цехами и гильдиями, то план города был “правильным”, какую бы конфигурацию ни имели его оборонительные стены.

Впрочем, средневековье — сложная эпоха, и, скажем, в Византии сохранялось и переосмыслялось античное наследие в ту пору, когда в Европе о нем знали мало. Это существенно для нас, потому что именно от Византии Русь получила композиционный принцип живописного построения городского плана. Любопытно, что в составе русского списка “Мерила праведного” конца Х века и в так называемых Кормчих книгах XII века мы находим точный перевод “Закона градского”, восходившего к греческим текстам V века. В параграфах 38-го раздела “Закона градского” можно обнаружить такие строки: “Когда два двора стоят один против другого, то подобает между ними быть 12 стопам и соблюдать это расстояние, и у основания и на любой его высоте... В этом богатом городе, в Царьграде, соблюдай расстояния в 12 стоп, не лишая вида соседа, чтобы он мог прямо смотреть на море, стоя на своем дворе или сидя в нем, и не приходилось бы ему поворачиваться в сторону, дабы видеть море. Если же между дворами расстояние будет превышать 12 стоп, то подобает не возбранять желающему строить, ибо это не загородит соседу вид на море”.

Русский перевод бережно сохранял упоминание о море, о котором большинство жителей городов Руси только слышало, но понимали они текст древнего греческого закона правильно. Утвердился и в целом строго соблюдался принцип, согласно которому планировка города непременно сохраняла “прозоры”— промежутки между соседними строениями, оставлявшие незагороженным вид на центральный собор, на реку, на заречные дали. Понятно, что этот принцип не предопределял конкретной геометрической формы, которая в каждом случае зависела от особенностей ландшафта, но он — именно композиционное правило, применимое (и применявшееся) везде и всегда.

Эпоха Возрождения подтолкнула архитекторов и художников к активному творчеству новых форм, хотя им казалось, что они только верно воспроизводили античные принципы. В конце XV века Филарете, которого мы уже упоминали, Скамоцци и другие зодчие уделяют огромное внимание проектированию “идеального” города, во многом опираясь на известный диалог Платона, посвященный Атлантиде и ее столице. Звездчатый рисунок плана неплохо согласовывался с новой системой фортификации — развитие артиллерии привело к тому, что вместо высоких каменных башен стало целесообразнее возводить низкие и мощные бастионы. Однако, во многом противостоя средневековью, Возрождение унаследовало от него символическую трактовку всякой геометрической формы, и звездчатый план, как считалось, придавал укреплениям города и ему самому дополнительную крепость. Тот же принцип развивал и Альбрехт Дюрер, бывший не только великим художником, но и блистательным ученым-геометром. То же прослеживается в фортификационных схемах знаменитого инженера XVII века Себастьена Вобана — в его логике создавались и Петропавловская крепость в новооснованном Петербурге, и морская крепость Кронштадт.

Мы фактически исчерпали все композиционные системы в градостроительном проектировании. Естественно, наибольшую популярность в наши дни имеет ландшафтный принцип, веками присущий старорусскому градостроительству, но в XVIII веке заметно потесненный равномерной решеткой, нейтральной в композиционном отношении. Однако и в нашем столетии продолжались попытки придать градостроительной композиции характер “идеальной” геометрической фигуры. Так, во все учебники по истории современного градостроительства вошла “парабола” Н. Ладовского. Ладовский пытался создать универсальную схему, которая обеспечивала бы городу возможность линейного развития при сохранении стабильности символического центра. Форма “кометы” оказывалась наиболее логичной, хотя ни один реальный город не следует подобной схеме строго.

Также во все учебники вошла и композиционная схема города Бразилиа, созданная О. Нимейером и Л. Коста: в плане столица Бразилии выглядит подобно арбалету с вложенной стрелой (острие стрелы совпадает с символическим центром города — площадью Трех властей).

По-прежнему сохранилась и элементарная “решетка” древнейших градостроительных схем — в тех случаях, когда нужно строить быстро и просто, когда возникают временные поселки строителей или военные городки.

Однако все это — исключения. Исключения еще и потому, что в абсолютном большинстве случаев архитектор отнюдь не свободен в начертании градостроительной композиции. Он, как правило, опирается на уже существующую структуру градостроительной формы, на такое соединение первичного, но уже переработанного ландшафта и строений, которое в целом может и должно быть приравнено к природе. Поэтому современный градостроитель и в свободном и в рукотворном городском ландшафте опирается на принцип живописной композиции, как говорят профессионалы “по месту”.