Архивная версия / archive version:

Проект «Архи всЁ» переехал на сайт www.cih.ru
This project was moved to the www.cih.ru

данная версия не обновляется и может быть недоступной через некоторое время

^{см. также: СНиПы | Архитектура | Бионика | Новости | Строительство}

Вы можете найти необходимую информацию на сайте cih.ru / You can find the necessary information on the cih.ru website:

Главная же задача красочной стенной живописи и панно какого бы то ни было содержания и также скульптуры состоит в повышении художественного значения соору­ жения в соответствии с назначением его... Это взаимотношение между ар­ хитектурой, живописью и скульптурой в своей совокупности должно ввести зрителя в то настроение, которое отвечает назначению здания». «Настроение» — это специфическая, создаваемая преобразованной модерном средой атмосфера лирической взволнованности, одухотворяющая мертвую материю и возвышающая душу.

Такова форма протеста против буржуазности и ее этических норм — конформизма, обезличенное, благонамеренности. «Настроение» модерна вмещало в себя томление по лучшей жизни, рафинированность ощущений и интеллекта, органическую неспособность удовлетворяться только мате­ риальными благами. Обстановка модерна подчинена созданию условий, мак­ симально благоприятствующих возможности отдаться высшим интересам, творчеству, всему, что отделяет человека от мещанства, от поглощенности повседневными заботами. Она принципиально исключает обыденность и бытовизм. Благополучию и удовлетворенности, упоению вещами и «демократическому аристократизму» художественного идеала второй половины века модерн противопоставляет бессословность своего эстетического идеала — нового, свободного от подражательности, напряженность чувства, наконец, красоту как антитезу меркантильности эпохи и царящему вокруг безобра­ зию: уродству общественной системы, исчерпавшей и пережившей себя государственной власти, уродству социальных отношений — трагизму нищеты городского пролетариата, забитости и дикости нравов деревни, успо­ коенности и прозябанию городского обывателя. Это страстный порыв к свету, красоте, свободе, мечта, недостижимая и эфемерная. И поэтому есть в модерне что-то бессильное. Рефлексия иногда разрушает решимость и на­пор, а в мечтательности и предчувствиях звучит пронзительная тоска, сжимается сердце, как от звука лопнувшей струны в пьесе Чехова.

Возможность воплотить прекрасную мечту модерна в жизнь имели лишь немногие избранные. Буржуазия воспользовалась открытиями художников, поддерживая и заигрывая с новаторами — символистами и «декадентами». Шехтель построил в Москве для одного из братьев Рябушинских великолепный особняк, в котором современный ему критик увидел «стиль сверх­ модерн, стиль миллионов» 314 . Справедлива ли такая оценка?

259. Ярославский вокзал. Фрагмент входной башни "'Шехтель Ф. О. Сказка о трех сестрах: живописи, скульптуре и архитектуре, с. 21.

И да и нет. Справедлива, поскольку строительство такого особняка было под силу лишь одному из некоронованных императоров России. В этом смысле особняк Рябушинского столько же социальная утопия, сколько образец «стиля миллионов». Таков еще один аспект «буржуазности» мо­ дерна, выражающий, скорее, не социальную заостренность теории, а парадок­ сальность социальной жизни этой теории в конкретных исторических усло­виях. Основывающееся на ней искусство используется и потребляется теми кругами, той силой, против которой объективно направлено острие програм­мы модерна.

С некоторой аналогией парадоксальности подобной ситуации нам уже приходилось встречаться в эклектике. «Готика» 1830—1840-х гг. выражала фактически антигосударственные настроения, но одним из инициаторов и покровителей этого стиля был Николай!. Антибуржуазная направленность модерна более широка, всеобъемлюща и менее конкретна. Соответственно значительно определеннее выражена и парадоксальность форм ее проявле­ ния — антибуржуазная буржуазность, поскольку строительство в «новом стиле» ведется имущими деньги и власть.

Можно наметить эволюцию понимания модерном своей преобразовательной миссии.

Первый этап — противопоставление прозе буржуазной действитель­ ности, ее социальному и нравственному уродству, бездуховности прекрас­ ного мира поэзии и грез о прекрасных и вечных ценностях, воплощаемых в культуре прошлого (национально-романтический вариант модерна в Рос­ сии). Второй — попытка преодолеть ужасное и отвратительное в действитель­ ности, создав в архитектуре нечто противостоящее действительности, на­ делив красотой и опоэтизировав достижения новейшей урбанистической куль­ туры, техники и комфорта («интернациональный» вариант модерна, со­ ответствующий зрелому «Ар Нуво» Центральной Европы). И, наконец, третий этап — поздний модерн, апеллирующий в значительной мере к объек­ тивному идеалу, отвергающий обязательную новизну и беспрецедентность форм более ранних этапов как выражение индивидуалистических притя­ заний переделать мир в соответствии с волей и представлениями отдельной личности. Поздний модерн столь же максималистичен в своих притязаниях на переустройство мира, как и более ранние этапы, но визуально лишен передержек субъективизма. Акцент переносится с противопоставления все­ му существовавшему (миру вообще) на собственно созидательное начало и поиски в нем разумного основания. Антибуржуазная заостренность позд­ него модерна в России выражается в акцентировании духовного начала и красоты в не только структурно, но и зрительно рациональном и целесо­ образном. Это одушевление прозы, а не попытка заставить забыть о ней, что характерно для предшествующих этапов.

Из нового понимания социальной миссии искусства и представления о его самоценности непреложно вытекает такая характерная особенность модер­ на, как специальная забота о красоте. Красота — это то, что отличает произ­ ведение искусства от других продуктов человеческой деятельности. Естест­ венная красота — это потребность нравственно здорового человека, здесь английский философ Рёскин и русский писатель Достоевский буквально повторяют друг друга. Свойство, дающее человеку радость, духовное на­ слаждение, — не может быть бесполезным.

Уже говорилось, что одушевляющую модерн романтическую идею са­ моценности красоты нельзя рассматривать вне исторического контекста. Конечно, нельзя забывать об апологии чистого искусства в модерне: «.. .мы изгнали из художественных произведений всякую нарочитую внехудожест- венность, всякую < идейную начинку>, тенденцию и <направленство> из живописи и <публицистику) из изящной словесности, мы хотим чистого ис­ кусства».

«Архитектурная Москва», вып. 1. М , 1911, с. 23.

Однако следует помнить, что чистое искусство, то есть ис­кусство как таковое, в понимании модерна не соответствует представлению о чистом искусстве в понимании, характерном для XIX в. Кроме того, на рубеже XIX — XX вв. традиционное «направленство», в том числе передвиж­ ничество, в живописи утрачивает свою радикальность, теряя одновремен­ но художественную убедительность и моральный авторитет. То же следует сказать о «русском» стиле и о рациональном направлении в архитектуре. Чистое искусство во многом трактуется модерном в том смысле, в каком толковал незаинтересованность искусства, его бесполезность Чаадаев — как свободу от необходимости приносить пользу утратившему всякий авто­ ритет режиму, свободу от полезности существующему порядку вещей.

«Требование к художнику служить общественным целям, быть провод­ником нравственности охотно поддерживается господствующим, хотя и ис­ торически обреченным классом и его властью во имя политического само­ утверждения. Людовик XIV и Наполеон, Николай I и Меттерних отвергали идею <искусства для искусства> и призывали художников содействовать нравственному воспитанию людей... В свою очередь идея <чистого> ис­ кусства нередко, особенно в периоды временной стабилизации власть иму­ щих, используется как форма протеста или отказа художника следовать господствующей доктрине политики и морали» 316 .

В этом контексте и следует воспринимать сентенцию, напечатанную в журнале «Мир искусства»: «Для меня совершенно непонятно требование общественного служения искусства на почве установленных для него предписаний»

«Аполлон», 1911, №2. с. 66.

Томтых В. Не моралью единой... - В кн.: Искусство нравственное и безнравственное. М.. 1969,с. 55-56.