|
|
Вариации на заданную тему
Всероссийский государственный институт кинематографии (Москва). Режиссер-педагог
Р.М. Спиричев. Ярославский государственный театральный институт. Художественный
руководитель курса, режиссер-педагог, заслуженный деятель искусств России
А.С. Кузин.
Ночь - антракт между двумя спектаклями по пьесе Горького «Последние». Антракт
- номинальный. Спектакли слишком разные. ВГИК и ЯГТИ представили вариации
на тему Горького.
Горький как Толстой
Горький ВГИКовских студентов по стилистике близок
Толстому Семейная зарисовка - отнюдь не трагедия распада родственных уз.
Нечто между счастливым бытом Ростовых и тягомотиной развода Карениных.
Иван Коломийцев (Роман Шахов) играет энергичного главу семейства, обаятельного
светского льва, бойкого соблазнителя красавиц-просительниц. Его жена Софья
(Светлана Матвеева), вроде бы изъеденная долгосрочной страстью к бывшему
любовнику Якову (Андрей Вальц), вдруг и некстати подходит к нелюбимому
мужу, обнимает его за плечи, целует...
Еще одна семейная пара Лещ-карьерист (Андрей Терехов) и Надежда-изменница
и мотовка (Анна Генералова) тоже запросто существуют в ситуации адьюльтера.
Семья, представленная курсом ВГИКа, вполне может жить под одной крышей
и дальше. На многое закрывая глаза. Многое по-христиански прощая.
Понятен при толстовской трактовке и финал спектакля. Пестрый, живой и
подвижный на протяжении всего спектакля мир семейного быта сменяется графикой
последней сцены. Герои застывают. Кто-то крестится, кто-то на это еще
не способен. Перевернутая цитата из фильма А.Тарковского «Андрей Рублев»:
спектакль идет без музыкального сопровождения, а в конце звучит церковный
хор. Проблематика спектакля странно, не по-горьковски, по-толстовски обращается
в плоскость религиозного поиска.
Актеры стремятся к органике существования на сцене. Кажется, выйди кто-то
из них не с той стороны кулисы, забудь горьковскую фразу, сыграй не тот
этюд на пианино - и ничего не случится. В жизни возможно всякое. Но подобная
манера игры может обернуться отсутствием акцентов, психологической непроработанностью
ролей. Показала один раз актриса то, что Софья слепнет, а во второй раз
показать забыла. Текст не подсказал необходимость.
Горький как Чехов
Горький курса студентов А. Кузина ЯГТИ сыгран как
Чехов. В духе классика, подробно, тихо, лаконично. Работа над спектаклем
началась со второго курса. Кропотливая, вдумчивая, серьезная.
Каждый жест - оправдан. Каждая деталь - символична. Зрителю представлен
мастер-класс по русскому психологическому театру. Демонстрация умений
молодых актеров давать психологически точную и емкую характеристику образа,
играть в ансамбле (не только с однокурсниками-дебютантами, но и с педагогами-профессионалами),
существовать в режиме крупного плана и безусловности малой сцены. В спектакле
кузинцев присутствует то, что называют кантилленностью Чехова. Жизнь -
многослойна, перетекает, переливается. Актеры создают каждый свое смысловое
поле. Оно локализуется в пространстве дома. Обрастает вещицами. Обретает
свою геометрию.
Лещ (Юрий Круглое) движется во всех направлениях дома. Траектория его
пути прямая (целенаправленный поворот: прямой угол). То и дело распахивает
створки шкафчика, достает сухарики, хрустит. Точно так же он выуживает
деньги, а заодно и здоровье из домочадцев. Подобно ему движутся по дому
жена Надежда (Юлия Марова/Екатерина Дементьева) и Александр. Их место
- центр. Надежда - собственница. Ее предметы: шпильки, за которые она
готова отлупить маленькую баловницу Веру, кольцо, за которое она дерется
с Александром.
Любовь (Татьяна Мухина) ходит вдоль стен, жмется к ним. Ее вещь - шаль.
Символ желания спрятаться, закрыться от мира.
Вера (Ирина Наумкина) движется по кругу. Вся - парение. Вся над бытом.
Своей вещи не обрела. Да она ей и не к чему.
Петр (Сергей Шарифуллин/Сергей Виноградов) в центре появляется за весь
спектакль редко. Осваивает углы. Скрытный. Доискивается правды. Пьет,
вытаскивая рюмочки из буфета. В моменты отчаяния хватается за пистолет.
Смысловые поля героев взаимодействуют. Но пути их в замкнутом пространстве
дома не пересекаются. Абсурд и трагизм совместного бытия доведены до предела.
Многое вынесено в подтекст, прочитывается через детали. Чеховская безысходность.
Что дальше? Неизвестно.
|
|