Я знаю ее... сейчас скажу... с шестого класса школы.

Да, точно. В шестой «Б» она пришла новенькой. Этакий забитый воробей. Но это в первый день. А на следующий стала признанной заводилой.

В моем школьном альбоме до сих пор валяется ее случайная фотография. Большеглазое, бестолковое существо.

Сейчас она повзрослела и приобрела особый образ. Который, впрочем, никогда мне не нравился: эти инфантильные хвостики-кисточки, мотающиеся при каждом повороте маленькой головы... Вечные кроссовки и спортивные штаны, которые делают ее походку размашистой, расхлябанной, а ее самое похожей на ходячий маятник... А уж это ее причмокиванье, жвачка в полуоткрытом рту, в кривоватых блестящих белых зубах!..

Когда я поступил в институт - совсем не туда, куда хотел - то был очень рад ее встретить в тех же стенах. Все-таки однокашница.

Иду по коридору, гляжу - она.

- Ты как здесь? - спрашиваю.

- Так же, как и ты. - а сама скалится. - Между прочим, давно за тобой наблюдаю. У тебя на вступительных так руки тряслись, что парта вибрировала.

Мне и в голову не могло прийти, что эта пигалица может всерьез увлечься машиностроением. Не знаю, как там с науками и технологиями, а с любопытствующим народом она нашла общий язык. Стоит ей появиться, кличут:

- Ириша, как жисть?

Вот имя еще - «Ириша», какое-то не такое. И вопросы-возгласы меня раздражают. Что это за привычка так церемонно здороваться, зачем? Чтобы потом попрощаться? И завтра то же: «Привет, как родаки, младший брат, друзья, настроение, заботы, аппетиты? Хорошо ли ходится, каково-то чихается?» Ну, зачем все это? Навстречу друг-товарищ прет, здорово. А только он варежку раззявил - уже скучно. Ну-ну, здрассте, ну, дела, да, хорошо-нормально, ну, работа, да-да... Ближе к делу! Ближе к делу, любезные!

А Ириша - зацепится языком, и пошла, и пошла чесать. В ушах трещит! Костя Битюг ее на коленях умолял:

- Научи, Иришечка, пулеметом работать.

А она:

- Не получится, Костя. Кто Битюгом родился, того не переквалифицируешь.

Словом, та еще барышня-крестьянка.

Может быть, помните - по школам ходили «анкеты»? По четвертым-пятым-шестым классам, если память не изменяет. Как с ними сейчас обстоит, с тетрадками-вопросниками, толком не знаю, но думаю, так же. И вопросы, несомненно, те же: кем будешь, когда вырастешь; твой любимый цвет; что бы ты сделал, встреться тебе инопланетянин или снежный человек... Бог весть, что нас только ни интересовало в младые годы.

Был еще такой тайный, каверзный пункт. Дескать, кто тебе в классе больше всех нравится? Заманчиво было честно написать, вдруг да прочтет та самая, вдруг да... Или в одной анкете так ответить, в другой сяк. Пусть себе разбираются...

Была своя тонкая дипломатия. На тех листах, обрамленных цветочками или ровно протонированных цветными карандашами, мы могли открыть тайну. Но только близким друзьям. В прочих анкетах ставили: никто, мол, не нравится. Лист с секретным именем запечатывался, чтоб никто не прознал.

И вот Ириша, несколько поумнев, конечно, за последние-то годы, в институте взяла да возродила традицию «анкет». Вместо «как тебя зовут» стояло «ты кто», и так далее. Помню, некая однокурсница минут двадцать сидела только над первым незатейливым вопрошанием.

Люди, известно, новые, юные, друг другу интересные. Вообще, открытые. На просьбу назвать головной убор, который бы хорошо на них смотрелся, они вспоминали Эйфелеву башню, шапку Мономаха, лысину... Своим «самым хорошим поступком» один шутник посчитал рождение, и на прочую умно сформулированную недомыслицу («Самая большая ошибка?», «Постигло ли тебя возмездие?», «Необъяснимая случайность в твоей жизни?») отсылал к «ответу номер 19». Ириша спрашивала: «Мнение о людях?», ей отвечали: «А кто это такие?» и т.д.

Я, разумеется, этого всерьез не принял. Как, впрочем, и другие. Хитроумная Ириша наивными вопросиками надеялась вытащить на белый свет характеры. Но, как ни смешно, эксперимент удался. Анкетируемые часто с такой неосмотрительностью лепили свои остроты, что многое из написанного оказывалось до прозрения верным...

Как-то я перехватил Иришин вопросник на лекции, когда он поднимался наверх по ступенькам-партам. Полистал, позабавился... И тут выпал из страниц сложенный лист, как тогда, в детских «анкетах», с запечатанной тайной. Разворачиваю - письмо. «Саше». Мне?

Вылупляюсь на Иришу, она сидит прямо передо мной, лица не видно, но догадываюсь, красная, как помидор, даже пробор на голове алеет.

«Я долго не решалась тебе сказать...»

Ну, так и есть, любовное послание. Детский сад! Дальше будет: «Теперь, я знаю, в вашей воле меня презреньем наказать...»

«...сил нет больше терпеть... Ты должен понять... И эту анкету я для тебя специально... Потому что девушка даже в наше время не может запросто подойти к парню... Нет смысла скрывать... И так знает полфакультета и еще полфакультета догадывается... Ты прости... Посмешище... Ответственность... Навязываться не стану...»

Ну, это лирический бред, а дело?.. Ага, вот.

«...Если сочтешь нужным, останься после лекции в аудитории, поговорим».

Что же, может, сочту ... Я уже говорил, Ириша мне не особо нравится. Хотя она, в принципе, ничего. И я, в принципе, непрочь.

В моем конспекте до сих пор хоть стояли какие-то обрывистые записи, а теперь и вовсе пошли цветочки. Кренделя по полям - это детство о себе напоминает. Я тоже иногда становлюсь сентиментальным... Но все-таки... Нет, Ириша героиня не моего романа.

Она мельком оглянулась. Стыд уже сошел с ее пробора, только щеки полыхают. Взгляд сияющий. Я видел, роса поутру так сверкает на пушистых листьях лесной молодой земляники. Мало же девчонке надо для счастья! У меня самого что-то в груди слабо хлюпнуло - уж не злополучная ли пуля девятимиллиметрового калибра вдарила? Только поторопился на сей раз красавец-террорист Купидон, зря обойму растратит. У меня сердце железобетонное.

Нет, что-то в Ирише определенно присутствует. Имеется что-то этакое. Нос ее задорный, что ли, вкрапил во весь облик такую лукавинку... А как я умудрился раньше не придать значения взглядам, выразительным улыбкам, которые шли ко мне по головам ее обожателей и ретивых поклонников? Э-эх, ребята, не уследили! Я внутренне посмеялся над ними. Такую девчонку упустить! А уж как они ее обхаживали. И ничего. А я даже не успел дать ей понять, что она мне нравится. Сама... Баз намека, без понуждения. Да, нравится, чего уж там скрывать. Теперь нечего...

Только вот жвачку ей придется выплюнуть, и навсегда. Раз так ей хочется иметь дело со мной!..

Еле дождался окончания пары. Как только преподаватель милостиво нас отпустил, все повскакали с мест. Кто в буфет, кто в гастроном по пивку ударить, кто домой. Словом, у каждого цель и четко отработанная программа действий. Только Ириша, обычно предводительша, собирается медленно, чего-то тормозит... Уронила карандаш, сунула в сумку, достала, снова уронила, полезла под парту...

- Ира, долго? Копуша! - Динка фертом стоит у доски. От нечего делать берет тряпку и начинает развозить по доске формулы.

В аудитории двое туманными взглядами давят на Динку. Изо всех своих гипнотических способностей внушают скорее убраться. Динка не понимает.

- Ты иди, Дин, - фальшивым голосом просит Ириша. - Я к тебе в столовке присоединюсь. За нашим столиком, ладно? Или я, знаешь, я... Вообще, наверное, не приду...

- Ты че это, подруга? - Динка методично убивает формулу Шредингера. - Тебе плохо, что ли?

- Нет, мне хорошо, - совсем зарывается Ириша. Надо же, не умеет девка врать.

- Ну, как хошь. - Динка, видно, списала странности иришиного поведения на обычную загадочность женских характеров. - Бывай, завтра увидимся. Идешь на первую?

- Да иду, иду, - уже раздраженно проговорила Ириша.

Динка фыркнула, сгребла рюкзак и вышла.

Ирина повернулась в профиль ко мне. Она не решалась посмотреть мне в глаза. Я решил, что отныне буду звать ее только так - Ирина. Не такое уж глупое имя, вполне благозвучное.

Наконец она набралась решимости, оглянулась... И посмотрела сквозь меня, куда-то выше. Я даже невольно обернулся - свидетели нам действительно ни к чему. А когда снова глянул туда, где сидела она, никого не увидел. Только в дверях мелькнул оранжевый край ее хламидистого свитера.

Я посидел минут пять, мало что соображая. И только потом понял. Надо мной в аудитории сегодня сидел Сашка Вершенко, баскетболист, острослов и тунеядец нашего курса. В моей ручке во время лекции кончилась паста, и я еще спрашивал у него запасную...

→ следующая страница

напечатать всё

дизайн сайта:

© 2005