Музыкальный ящичек был обычный. Мы его потом разбрали, чтобы понять принцип действия. Поняли. Но ящик больше не тирликал. То была шкатулка, подаренная тетке ее однокашниками на окончание не то школы, не то института.

Когда шкатулку переворачиваешь кверху дном, чтобы завести механизм, в ней погромыхивают те несметные богатства, те чудные драгоценности, которыми владеет тетя, счастливица. Теперь, на грани собственного перехода в разряд теть для тех всклокоченных веснушчатых созданий, которые носятся наперегонки с мальчишками, все в ссадинах и царапинах, но притом воображают себя девочками, я, естественно, понимаю, какие жалкие погремушки были те сокровища. Среди них были круглые клипсы, все усеянные пластмассовыми блестками, и карандаш или два помады (один из них точно всегда был весь использован, но в нем лежала спичка, чтобы можно было почерпнуть остатки розового с самого донышка). Были заколки, было, наверно, еще что-то. Не помню, все затмили блестящие клипсы. А сама шкатулка, хоть и была проста, но воспринималась неким полноправным представителем класса волшебных предметов - музыкальных ларцов, почти по Платону.

Я вообще в те вермена любила сундучки и ларцы. У меня их было тыщи штук. Помню один, картонный, раскрашенный мною в разные цвета. Наверху долго сох, покрываясь трещинами, живой кусок гуашевой охры.

Однажды я таки не выдержала и свистнула у тетки из шкатулки клипсу. Обе взять не позволяла совесть, а владеть хоть одной стало животной необходимостью. Моя юная тетя была очень расстроена пропажей. Она с пристрастием допросила своих многочисленных племянников, которые переглядывались - мы понимали, что это сделал кто-то из нас, но лишь один, понятно, доподлинно знал, кто. И этим одним была я. Но, понимая, что нас много, можно было смело упираться:

-Мы не брали!

Тетя, активистка-пионервожатая, стыдила меня:

-Ты за всех не говори. Ты за себя можешь сказать, а за всех не надо.

Но я вела себя нахально и упорствовала:

-Может, ты ее сама потеряла, а на нас сваливаешь!

И она действительно начинала сомневаться: может, где обронила... Но память подсказывала другое: как вошла, открыла шкатулку, сняла клипсы... Да и племяннички сбивали с толку: были неубедительны, особенно пацаны. У них заранее на все было готово дежурное возмущение: "Почему я?! Ну почему сразу я?", потому что не за то, так за другое точно следовало их пожурить.

А клипсу ту я закопала. Потому что спрятать ее так, чтоб не нашли, в нашем простом и открытом доме было невозможн о. Кажется, во всех комнатах не сыскалось бы такого места, куда можно было б надежно запрятать вещь. Наши матери хранили свои единственные и особенно берегомые золотые серьги в чашках и сахарницах зеркального сервантика, а бабушка держала рубли аккуратной стопкой между простынями в платяном шкафу прихожей. Пришлось все-таки сокровище зарыть. Не отдавать же.

И не то чтобы я потом совсем не воровала. Было. В школе - ластики, в гостях - пуговицы. Одно время собирала их, в связи с чем и срезала с костюмов хозяев наиболее понравившиеся. Но так уж досадовала тетя, так она пытливо и безрезультатно в наши круглые газа вглядывалась, с таким подзрением... Жаль ее было. И хуже всего было то, что она все, конечно же, поняла. Клипса предательски рельефно вырисовывалась в моем кармане.

→ следующая страница

напечатать всё

дизайн сайта:

© 2005