|
Издательство «Грейта» по инициативе переводчика и редактора Филиппа Смирнова предприняло выпуск новой серии прозы тридцатилетних. Сейчас, когда внимание к молодой, но уже профессиональной прозе неослабно и неусыпно, эта серия весьма кстати. Первые три книги вышли сразу: Иван Бунин «Антоновские яблоки и другие рассказы», Ксавье де Местр «Путешествие вокруг моей комнаты» и Павел Быков «Бокс».
Формальный признак, который определяет вхождение в серию – это тридцатилетний рубеж, который значим в жизни любого человека, не обязательно пишущего. Просто писатель резче и четче, очевиднее отражает в своей судьбе этот не то слом, не то рубеж, не то этап роста. Итак, серию составляют «юные» произведения, написанные ДО. Ранний Бунин – своего рода камертон. Ведь его, как и почти всякого зрелого писателя, мы знаем лучше по произведениям, написанным ПОСЛЕ тридцатилетия. Тем интереснее попытаться рассмотреть его ранние работы именно под этим углом зрения. Литературовед, филолог, критик может задаться вопросом, в чем разница между ранним и зрелым? Начиная с какого момента зеленое становится спелым? Где та точка во времени, когда, как заметил известный современный философ, можно сказать: «дерево зеленеет»? Когда разворачивается первый клейкий листочек, или когда их становится десятка три?
По ранним вещам редко удается точно определить меру будущей известности автора. А уж меру его таланта определить подчас нельзя и по самым последним вещам (но не будем о грустном), потому что она зависит, как правило, все же не от восприятия современников и их готовности награждать престижными премиями или отправлять книгу в корзину для бумаг в рамках известной телепередачи. Но Бунин как раз из тех редких авторов, кто бесспорен. И о его «Антоновских яблоках», с недавних пор вошедших в школьную программу, можно с уверенностью сказать, что это шедевр. Посему для любого молодого писателя это – повод к оптимизму: во всяком случае, были прецеденты, когда написанное до тридцати оказывалось состоятельно. Впрочем, о чем я говорю? Современный молодой писатель в своей состоятельности не имеет привычки сомневаться. Не так ли?
Ксавье де Местр, напротив, относится к числу писателей, чье мастерство, снискавшее ему славу современников, впоследствии оказалось надежно забыто. Это «восстание из небытия» и вхождение безвестного французского кудесника словес в серию прозы современной, (если судить, по крайней мере, по оформлению книг) делает серию тем более интересной, даже загадочной. Почему именно де Местр? Перевод сделан с учетом уже состоявшихся переводов этого некогда популярного писателя, однако «осовеременен», и вместе с тем стилизован под старину, что составляет доказательство несомненного наличия тонкого вкуса у переводчика. Трудно балансировать на грани старины и современности, но Филиппу Смирнову удается это вполне, так что ничто не режет слух, напротив, все витиеватости, шарады и изящества заставляют читателя медленно смаковать страницу за страницей, и возвращаться время от времени к особенно милым пассажам.
Третья книга серии – образчик прозы уже вполне современной в узком смысле этого слова. Это «Бокс» Павла Быкова, рассказы и роман, представляющие собой опыт анатомии патологического сознания. В послесловии к книге Быкова Евгений Попов пишет: «И в «Боксе», и в рассказах для меня главное – не описание мерзостей и содомских страстей, а скрупулезное писательское исследование судеб и жизни «бедных людей», столь традиционное для классической русской литературы». Действительно, литература современна тогда, когда она ищет новые пути в поле тех тем, которые издавна занимали людей: любовь, разлука, вечность, письмо.
Евгений Попов говорит о преемственности поколений, Филипп Смирнов - о «невольной соответственности» и «со-положении» в единый литературный контекст авторов разных эпох, стилей, стран. Каждый из них обладает своим способом рефлексии, где-то есть точки пересечения, общие темы, узловые моменты, отыскать их – задача читателя. Встают в один ряд классики памятуемые и забытые; именитые авторы, наши современники, книгами которых «Грейта» планирует продолжить серию (предполагается, что в их число войдут Евгений Попов и Роман Солнцев) и те из совсем молодых авторов, еще не достигших тридцатилетнего рубежа, как Павел Быков, чье будущее небесспорно, но профессионализм уже явлен.
Эти три книги могли бы стать каждая (и стали в результате проекта серии) чем-то вроде главы одной громадной книги, которая есть жизнь, настолько они при всей своей разнородности сородственны в глубине смыслов.
Тридцать лет – это уже зрелость. И вместе с тем, это, что называется, первая зрелость: еще многое не определено и не определено, и все же «заявка на право вечности» уже написана. Мир, созданный автором, у него уже не отнять. Мир Бунина уже созда, но незавершен, поскольку понятно, что и после смерти автора (французская философия, а вслед за ней и весь свет навострился считать точкой смерти автора ту точку, которую он ставит в конце своего произведения, поскольку с этого момента он может считаться не более чем интерпретатором, равнозначным со всеми другими, и также заблуждаться и нащупывать дорогу к истинному пониманию того, что создал сам), а в данном случае имею в виду физическую смерть, жизнь написанного не прекращается, обогащаясь все новыми исследованиями, подвергаясь переоценке и обрастая привязанностями.
Ксавье де Местр также вполне аутентичен: неожиданно созвучный русскому сердцу француз, обогативший русскую литературу как собственными произведениями, так и попросту давший темы кавказской пленницы, путешествия по планете собственной комнаты, вмещающей всю вселенную переживаний, он заставляет еще раз вернуться к известному тезису о параллелизме микро и макрокосма. Человек носит в себе все те горести, сомнения, вспышки радости и отчаяния, поводами к которым служат события мира вполне внешнего, то есть бессодержательного в эмоциональном плане: он наделяет их собой, своими чувствами и мыслями, отчего они и приобретают значимость – теперь не для него одного, но и для нас, читателей, которым они тоже вследствие писательской открытости становятся доступны. Перевод неспроста уподоблен фиалке в тигеле, и речь здесь отнюдь не только о поэтическом переводе: фиалка неминуемо сгорит, но ее нужно воссоздать, переплавить, вновь сделать фиалкой. Только сам переводчик имеет доподлинное понятие о всех трудностях, с которым ему приходится сталкиваться при осуществлении такой сложной задачи: не просто переплавить фиалку, но, как в данном случае, цветок уже высохший, лишенный жизни и едва не рассыпающийся в пыль, забытый среди других мнимо ненужных предметов старины, многие из которых с течением времени на самом деле уже стали сокровищами (просто этого мы не знаем, не хотим помнить, увлеченные предметами модными, скоропреходящими, не имеющими за собой истории и историй). Однако можно предположить, что основной трудностью здесь было приноровление текста, написанного в другой манере, нежели та, к которой мы привыкли и которую считаем естественной средой своего обитания, к нашему времени, с сохранением всех тех милых сердцу особенностей, которыми играет «Путешествие вокруг моей комнаты». Можно считать, что задача эта удалась вполне.
И Павел Быков создал свой мир. Пусть этот мир кому-то покажется страшноватым, но он тождественен самому себе: в нем есть и убийство, по нечаянности совершенное, о котором рассказывается обыденным языком в бытописательском стиле, и конспект лекции «Хвост как основа жизнедеятельности и тайна женского организма», и повествование о том, «Как солитера доставали». Заглавное произведение книги, роман «Бокс», живописует сожительство собаки и одинокой российской бабы. Кроме того, бокс – это ящик, клетка, в которую попадают оба главных героя, каждый по-своему заканчивая свою жизнь. Собака, вочеловечившийся пес, ломает в себе все, чему его научила хозяйка, и перегрызает ей глотку. Финал поиска лучшего друга среди чужих закономерен.
Три разных лица, разных имени, различных мира. Каждый думает и чувствует иначе, но все по-своему созвучны современности, потому что искренни, не придуманы. Можно с уверенностью сказать, что все три автора страдали, потому что искреннее письмо имеет для себя лишь один источник. Как гласит пролог к «Паяцам» Руджеро Леонкавалло, в котором «резонер» просит воспринять серьезно все, что сейчас будет происходить на сцене: «Наш автор пытался вам рассказать неподдельные страданья». А рыданья ему помогали. Вот так.
В виде напутствия и ободрения «молодым» во все том же послесловии к книге Быкова Евгений Попов возвращает нас к реальности: «…Прозаик Эдуард Русаков из Красноярска долгие годы работал врачом-психиатром, Юрий Домбровкий, бессчетное количество лет отсидевший в лагерях, болезненно боялся гэбэшников, но, тем не менее, написал «Факультет ненужных вещей», Шукшин стал киношным лауреатом, но его рассказы печатали со скрипом, Аксенов и Бродский вынуждено эмигрировали, Солженицына выслали, Сервантеса посадили, Мильтон ослеп, Свифт закончил свои дни в дурдоме, Пушкин погиб на дуэли, Маркес стал троцкистом, Достоевский проигрался, Лев Толстой убежал из дому <…> Есенин повесился, Маяковский застрелился, Хлебников пошел по дорогам, Бабеля расстреляли, Зощенко сгноили, Добычин бросился в Неву. Говорю же, что писателю может помешать только он сам».
Как и только он сам может войти… Или же остаться на обочине единого общекультурного контекста. Сам. Вне зависимости от критики. Вне зависимости от того, получит ли произведение, как принято сейчас говорить, какую-либо «прессу». И будет ли забыто современниками и воскрешено потомками. Что нам убедительно демонстрирует серия «XX_L. Проза тридцатилетних».
Теперь о книгах как о продукте. Хоть и говорил классик, что все товар, а книги – нет, утверждение его непрочно: ну не жил он в эпоху повального разгула шоубизнеса, пиара, промоутинга и прочего эдвертайзинга. Серия, выпущенная «Грейтой», что редкость для некоммерческой серии, хорошо оформлена – что ни думай, а важно, когда книгу приятно взять в руки. Великолепные обложки Игоря Смирнова, сдержанные, очень взвешенные по тону, но привлекающие внимание, очевидно, более чем на половину определяют успех продаж. Книжки получились внешне модные, в хорошем смысле этого слова. Насколько актуальны они по содержанию – время покажет, но главное, что все сделано очень серьезно и ответственно, здесь не забыли про корректуру и постарались подать серию достойно. Книжки вышли в мягких переплетах, в удобном «покетбуковом» формате, планируется последующее издание в твердых обложках. Казалось бы, сейчас принято поступать наоборот: сперва твердая обложка, затем мягкая. Здесь, видимо, начали с мягкой потому, что она удобнее для повседневного чтения – такую книжку хорошо взять с собой в метро (вот только есть опасность проехать станцию), а уж потом, когда разойдется первоначальный тираж, можно и выпустить в более «солидном» варианте – это чтобы потом поставить на полку, а прежде, вероятно, и перечитать в обстановке поспокойней. Пусть не у камелька в кресле-качалке (за отсутствием таковых в наших усредненно-икейных интерьерах), так хоть на диване «Морская волна» перед выключенным телевизором.
© Василина Орлова
оформление © Семён Расторгуев
«ШтоРаМаг», 2003
адрес статьи: http://city-2.narod.ru/vs/p16.html
|
|