Дмитрий Ермаков из Вологды, Олег Селедцов из Майкопа, совсем юный Николай Епихин из Воронежа и многие другие — остро и ясно чувствуют свою связь с землей. В произведениях этих писателей главное действующее лицо — наш современник, “обыденный человек”, можно сказать, обыватель. Но без малейших обвинительных ноток говорится о нем. И застигнут-то он, этот герой, в “естественной среде обитания” — там, где встречен. А почему-то веет чистотой намерений и от цикла рассказов Дмитрия Ермакова “Такой день”, и от стихотворений и рассказов о мореходке Олега Селедцова, и от первых пока, может, не слишком еще уверенных проб пера Николая Епихина. Хочется только большего своеобразия интонаций, большей жизненности, напористости, если угодно, свирепости. Смелости, короче говоря, — в изображении обыденного. И, кстати сказать, большего объема. Как ни крути, писателя делает не только качество, но и количество написанного.

Встречаются и иные провинциалы. Не желающие принимать бремя своей “провинциальности”, тяготящиеся им. Полагающие, что только отринув свои корни (как бы ни было затерто это слово) прямиком попадаешь в контекст общеевропейской и — шире — мировой культуры. Конечно, это — старый спор славян между собою. Точнее, славянофилов и западников.

Евгений Ермолин в статье, опубликованной в сборнике “Новые писатели” 2 , говоря о молодой литературе, производит следующее обобщение: “...в 90-е и в начале нового века в России появились люди без опыта госстраха, не прошедшие подлую школу рабства, не получившие уроков социального унижения специфического, советского, стиля”. И еще: “Русские социально, политически, государственно бездарны. Это не мое открытие”. Сим объявляется, что новое поколение, приходящее в литературу, безоглядно попрет против ценностей, что веками нарабатывала наша страна, государственность которой объявляется бездарной. Я бы, может, не приводила цитат — мало ли пишут подобного? — если бы Ермолин не упоминал моей фамилии: “Экстраординарные усилия по укоренению в хоть какой-то почве предпринимает <…>. Некуда врастать, а хочется”.

Ну, насчет некуда врастать... Раз человек не ощущает почвы под ногами — значит, висит в нигде. А что касается новой “свободы” — для каждого времени своя несвобода. Свое рабство — для тех, конечно, кто его принимает. Удобно сложить с себя ответственность, переложив ее на “период”. Но нынешнее рабство не менее унизительно, чем любое другое. Быть ли рабом — всегда личный выбор. Конечно, с одной стороны, человек всегда несвободен. Онтологически. И вместе с тем — парадоксально свободен, только вот свобода эта не имеет ничего общего со “свободами”. И в теперешнем, нашем времени несвобода — ничуть не менее жесткая, наоборот, гораздо более изощренная. Настолько, что Евгению Ермолину она кажется свободой.

“А те, что еще чуть-чуть моложе <…> уже не ищут социальной опоры”. Ну, неизвестно, согласился бы с таким утверждением приведенный в качестве наглядного примера Шаргунов, в последнее время, как говорят, ставший функционером партии “Родина”. Затрудняюсь сказать, в чем смысл словосочетания “социальная опора”, однако знаю, что без социальной среды не может существовать ни одна литература. Даже принципиально “внесредовой” Паоло Коэльо, выразитель глобализационных тенденций и чаяний. В чем, по моему убеждению, и коренится его успех.

Из тех, чьи звезды зажглись совсем недавно и особенно ярко, можно назвать поэтессу Анну Логвинову. Аня Логвинова — под таким именем она публикуется; и впрямь ее хочется называть Аней, Анечкой, настолько искренни и непосредственны стихи. Цикл стихотворений “За пазухой советского пальто” был опубликован на сайте литературно-художественного журнала “Топос” и по праву награжден премией “Дебют”. Бесхитростные вроде бы стихотворения, простота которых драгоценна.

Под простынкой не в полоску
и не в клетку, а в цветочек,
чистый хлопок, сто процентов,
спит мужчина, настоящий.
Очень странно, неужели
это правда, сяду рядом,
он глаза приоткрывает,
смотрит дико, пахнет медом.

Примечательно, что “чистая лирика” в стихах Ани Логвиновой обретается все же в среде, в контексте современного мира. Этот “хлопок сто процентов” приводит на память простыни с зеленым затейливым росчерком “Минздрав”. В наполненной противоречивыми смыслами эпохе достаточно комического. Но это не значит, что мы должны отворачиваться от прошлого как от чего-то недостойного. Одно заглавие подборки Ани Логвиновой свидетельствует в пользу именно такого подхода. Знаменательно, что пресловутые “люди без опыта госстраха”, столь милые сердцу Ермолина (кстати, само слово “госстрах” родом откуда-то из прежних времен), а попросту представители следующих поколений, — к своему октябрятскому и пионерскому детству относятся с любовью — и как еще можно относиться к детству? Наша задача — разобраться, в конце концов, а не заклеймить.

Сергей Шабуцкий, тоже уже получившее известность поэтическое имя (он печатается в “Дружбе народов” и “Топосе”), в своей новой поэме “Переносимо” обращается к еще одной большой экзистенциальной теме — болезни. Действие происходит в онкостационаре, и врач-хирург, мечтавший в юности стать дирижером, и больничные собаки, и “вохры”, и санитарки, и больные — все невзначай составляют цельный, всеобъемлющий мир.

И все, что в палаты несли на носилках,
И все, что стонало и голосило,
Блевало и мучилось перед глазами,
Переносимо. Но только не запах.
Тоскливый, как в тумбочке хлебные крошки,
Как корка бифидокефира на кружке,
Как миска соплей по второму столу.
Как чайник с компотом, забытый в углу.
Как чашки с компотом, как банки с компотом.
Так вот как ты пахнешь, мой жизненный опыт!

В этом, а не в чем другом картина современного мира. Мы ведь живем в мире, где, прямо скажем, не очень хочется держать глаза открытыми. Болезни, смерти, социальная незащищенность, как принято выражаться, “слоев населения”. А на деле — людей, голодающих пенсионеров; беспризорных детей; приезжих рабочих без крова, куска хлеба, элементарного медицинского обслуживания. Скажете, мы знаем об этом? Знаем. Но почему-то не чувствуем. Не представляем воочию, за словами для нас — словно пустое поле. Мне однажды случайно открылось содержание словосочетания “голодающий пенсионер”. В поезде, плацкарте, стихийно обсуждался вопрос, хорошо ли это — просить милостыню. (Вы же знаете, наверное, что в поездах дальнего следования сейчас тоже христарадничают нищие.) “Не люблю я, которые просят. Она, может, еще беднее живет, а не пойдет просить… — говорила, кутаясь в вязаную кофту, попутчица. — Ей три дня до пенсии осталось, она, может, чайком перебьется, чайку пустого попьет…” Представляем ли мы, что такое “перебиваться чайком”?

Стихи Сергея Шабуцкого, при высоком накале трагедийности, дышат мягким юмором. Вообще многие молодые даровитые поэты избегают в стихах тяжеловесной серьезности, надутой глубокомысленности. Роман Ромов написал цикл стихотворений в разнообразных “осовремененных” формах. Например, рэп.

→ следущая страница  

© Василина Орлова
оформление   © Семён Расторгуев

Новый Мир, 2005 №4, 29.03.2005
адрес статьи: http://city-2.narod.ru/vs/p30.html

дизайн сайта:

© 2005