Шагая по осенней проселочной дороге, здорово рискуешь поскользнуться и шлепнуться в глину. От сквозных лесов тянет сыростью, поля как бы придавило темнеющем небом. Идешь нараспашку, простужен, но умиротворен.

Сегодня все до одури хотели кошатинки. Такое занудство - шашлыки да шашлыки, ни одну шашлычную по дороге не пропустили без сладострастного вопля. Но Шурик неумолимо гнал машину вперед, и, нате пожалуйста, пригнал.

Увязли в небе, воспроизведенном просторной, вольготной лужей - сели по самые стекла. Пробовали толкать - ни фига. Девчонки не знают, с какой стороны напирать, да и не бабье это дело, а мы втроем разве с ВАЗом справимся? В грязевом фонтане только поплескались. Эх, ВАЗик-заразик...

Приходится топать в близлежащую деревеньку. Где она таковая есть - едва по карте определили. Верно ли - невдомек.

Танечка всех извела:

- Нет, Загорск - это ж в честь партизана-коммуниста? Загорского, да? Значит, Сергиев Посад - тоже в чью-то честь. В чью?..

Сейчас темнеть начнет. Как я выберусь к ним обратно? Им что, сиди, жди вспоможения. "Злодейке" голову свинтят, бутерброды свои распакуют домоделанные.

- Гордые все же были наши предки: какой детинец отгрохали. Миру внушали, кротость нужно в сердце поселить и спокойствие, а сами стенами от мира отгораживались, - распространялся Шурик.

- Они не по гордости, чудак, из трусости своей необоримой…

Бесят меня такие глубокомысленности. Глубокая философия на мелких местах. Но что тельняшку рвать...

Достали фотоаппарат, сблицевались - все четко. Нет, есть в этом какое-то лукавство, хитринка какая-то: праздные гулены в монастыре, торговелька бойкая свечами, крестами да иконами...

Танька снова застопорилась:

- Ой, а это что за очередь?

- Туристы, - пояснила Леночка, - за билетами в музей.

- Какие же это туристы? - Посмеялся Шурик. - На морды им взгляните, какие вам туристы? Беднота столпилась у окошка. За благотворительной похлебкой.

Тут все заметили: пальто "туристов" драны, обувки подчас и вовсе нет никакой, запах кислый от щец. Детишки замурзанные в просторной ветоши, которая на плечиках, как на платяных, болтается.

- Что вы! Скоро же снег выпадет, - Леночка уставилась на нас испуганными открытыми глазами.

Пришлось уводить девок оттуда.

Но мимо ларька мы, опять же, не прошли.

- Глядите, книжка. "Как вести себя на кладбище".

- А как вести? Лежи смирно да помалкивай, - мы пробовали отшутиться, но Таня, конечно, приобрела ее в законное пользование, я лишился последних денег на неделю - всего-то и был чирик.

Зато через книжку много нового узнали. Есть и пить на могиле нельзя, это языческий обычай. Тем более, пишется, не следует лить на могилу водку. А у нас родня и пьет и льет. Поминают шумно, могилки поят - пропитывают до основания. Заспиртовывают своих мертвецов, чтоб археологи через пару тысячелетий не мучались в догадках.

Крест, оказывается, нужно не в изголовье - в ногах ставить, чтобы лицо к лицу. Спокон веку наоборот все делали, шиворот-навыворот. Теперь кто разберет, как оно вернее?

Камень на могилу внук кладет, еще такая новость. Надо мне деда уважить. Лежит в мерзлотах - ни свечки-сосенки, ни часовни на взгорке. Ни даже камня, или ограды.

На странный лад мысли настроены… А вон и деревня, на склоне, как на ладони. Почерневшая, скособоченная. Иду, расшугивая замызганных куриц.

Стучусь в первое окно. Из конуры вытряхивается бородатый бобик, разминает затекшие конечности, топает ко мне. Видать, ленив старик - брючину понюхал, сапог лизнул, и упал, где стоял.

- Хозяина дома нету? - спрашиваю.

Молчит.

Через занавесочки тюлевые - комната. Стол, ковер, сервант, трюмо. Никого...

Выхожу за изгородь. Мужик идет.

- Не подскажешь, отец... Машины какой-нибудь, или трактор, или людей.

- На что?

- Застряли мы на дороге.

- Далеко?

- Тут, - рукой показываю.

Шкрябает заросшую щеку, картуз оправляет - такими, небось, лет сорок назад форсили.

- С машинами, юнош, плохо. Деревня вся - дворов семнадцать, два жилых. Да машина тут не поможет, если, говоришь, сильно увязило. Трактор один имеется, но его председатель бережет. Фью, соврал, какой председатель... Нет у нас председателей. Фермер он, или как там - уж не знаю, кулак. Отписал себе трактор в личное владение - кто шо хотит, может рыпаться, а нам бумажки собирать некогда, и охоты нет.

- Что же делать?

- Делать? А чего хочешь, то и делай. Твои беды, сам решай.

Я взглянул на свежие доски, настеленные через светлые лужи, потопленные в красной глине. Обидно, досточки с запахом, крепенькие, и - вот так, бесславно - тротуар через осеннее болото. До того мне тоскливо сделалось...

- Ниче, - видно, смекнул мой старик. - Горючее давай, сделаем.

- Горючего полно.

- Ведро будет?

- То есть, канистра?

- Юнош, я ж не о том горючем, что мотор поят. Я о каком горькими слезами плачут.

- Ведра не будет. Нету его.

- Ну, пузыриком-то, по крайности, уважишь?

Нас там пятеро, пузыриков - два. Есть вермут еще, но все это на двое суток. Мы без горючего точно не продержимся.

- Не знаю, н-нет.

- Ну, бывай, - он развернулся и направился вальяжным шагом по дороге, ловко прыгая с кочки на кочку, умудряясь при этом держать руки в карманах.

Какой же я дурак! Что он нам, за так должен услуги оказывать? Хотел я окликнуть его, пусть уж лишает последнего, не сидеть же в том лесу. Но он вдруг остановился у калитки, обернулся, крикнул:

- Ладно, юнош, твое счастье, что добрый я. Иди сюда, топор возьми.

- Зачем?

- Ядрит-твою, клин необтесанный. Ветки будешь рубить, под колеса складывать. Трения нужно повысить. Понимаешь, не понимаешь?

- Ага.

- И "ага", и "угу", и на три сторонки. А вы кто ж такие, что затянуло? Здесь стоящих людей не затягивает, больше воров, или вот, юнцов, вроде вашего.

Ничего себе!

- Студенты. На дачу ехали.

- Дачи у них! Ах, ты, поди ж ты, что ты говоришь-ты, - вздохнул он. - У меня сын тожа накатывает как на дачу. Меж прочим, студент, башковитый парень, грамотный. Постарше тебя будет.

- И где учится?

→ следующая страница

напечатать всё

дизайн сайта:

© 2005