- Кто это? - голос за дверью прозвучал настороженно.

- Откройте, это мы, - сказала я радостным тоном. - Можно, Валентина Павловна?..

Петька стоял у меня за спиной, и - я почти видела - крутил в руках шарф.

За дверью завозились с замками, и в проеме предстала мама нашей подруги - пожилая, усталая, в синих спортивных штанах и в майке.

- Мы, конечно, поздно, - с порога затараторила я, - но очень хотели Светку увидать, шли мимо... Не спит?

- Нет еще, - сказала мама, - а вы Маша?

В глубине коридора замаячила тонкая черная фигура:

- Пошли на кухню, побазарим.

Стриженная черная голова повернулась. Сросшиеся брови - синусоидой, но Светка все-таки улыбается...

На желтой кухне в сигаретном угаре захлебывается чайник, пепельница чадит вовсю. В стекле старого буфета проплыла извиняющаяся Петькина физиономия.

Петька опустился на пол, неловко скрестил ноги.

- Приветики... Будете чай?

- Ну, разумеется... Ой, котяшка. В полосочку!

Котенок напал на наушники, что свисали со стола.

- Кузьма Бедович, - представила хозяйка.

- Бедович?

- Угу... Я тут в аспирантуру не поступила, - поделилась Светка, разливая густую заварку в разнокалиберные чашки.

- Ты что? - поразился Петька.

- Язык на тройку завалила.

- Ты ж знаешь язык-то.

- Тот, кто знает, получает тройбаш, а кто не знает - в поряде. Соответственно. Аккуратней, эта чашка треснутая... Мы тут давеча в Питер ездили. - продолжает Светка. - Когда ехали на цивильном поезде, жрали неприличнейший ништяк. Дальше - на собаках, ели попристойнее, курили кэмел. Зато когда стояли на трассе, курили настоящую сигару. Приколись.

- И откуда сигара?

- Чумородок дал какой-то. Нет, ты приколись. В цивильных местах - объедки, в электричке - нормальные сигареты, а на трассе - шиковали...

- А мы только что были на Арбате, встретили Сашу. – сообщаю.

- Как же он на лягушку похож. - ржет Светка. - Бельма выпученные, череп бугристый...

- Я? - оскорбляется Петька.

- Не ты, не ты. Сашка.

- Чудила! Он же музыкант.

- Музыкант, так все можно, да? И на лягушку похожим?

Петька всплескивает руками.

Пьем чай. Тонкий хвосток Кузьмы подрагивает - котенок гоняет печенье: то напрыгнет, то отскочит. На линолеуме беснуется смешная маленькая тень.

- А вы слыхали, что Сашка «эспералью» пренебрег, дерябнул стакашку.

- И что?

- Говорит, печень посадил. Ну, спасти-то успели.

- Блеф! У меня тетка лечила алкоголиков. Никакого яду нет в этой «эсперали».

- Самовнушение получше яда действует.

- Как твой муж? - интересуется Петька.

- Он мне не муж, - разделила слова Светка.

- Зачем тогда расписались?

- Иначе свиданий не дают, дурья балда. И так месяц уже добиваюсь. Когда виделись в прошлый раз, я в шоке была. Он и так худющий был, а теперь - скелет скелетом... Надзиратели, говорит, изгаляются. Стихи вот пишет. Недавно передал...

- Хорошие?

- Чего? - с угрозой переспросила Светка.

- Стихи-то хорошие, говорю?

- Хорошие. - тихо ответила она.

- Моабитская тетрадь какая-то, - поежился Петька.

- За-аткнись...

Ох, Петька. Шут. Бедный Йорик. Проклятый мотивчик дурацкой песенки юлит в голове. И где я его подцепила? Арбатские огни. Нелепо одетые люди на брусчатой мостовой: курят, говорят громко, хохочут чего-то.

В углу старик голосно поет: «Пидманула, пидвела...» Странно в Москве такое слышать. Еще и на Марсе как-нибудь прозвучит эта вечная жалоба.

Интересно, позвонит сегодня все-таки Митя или нет? Он... Не то, чтобы красивый. Но что-то есть.

Кидаю монетку на клеенку стола, в россыпь крошек и сахаринок. Решка...

→ следующая страница

напечатать всё

дизайн сайта:

© 2005