|
Придворный храм Всеволода не так строен, как церкви Андрея Боголюбского,
но и не так приземист, как храмы его отца: он кажется золотой серединой
между ними. Первоначально его обходили торжественные галереи, а у западного
фасада высились две могучие лестничные башни (к сожалению, малосведущие
реставраторы во времена Николая I приняли их за более поздние постройки
и разобрали). А вот по богатству резного убранства он превосходит всё,
что строилось до него не только во Владимирском княжестве, но, пожалуй,
и во всей Руси. Вся верхняя часть стен храма, начиная со ставшего обязательным
для владимиро-суздальского зодчества аркатурно-колончатого пояса, покрыта
разнообразной резьбой. Её можно рассматривать часами как своеобразную
энциклопедию: ангелы, птицы, звери, фантастические существа и растения
сплошь покрывают стены между многослойными лопатками. Под арочками колончатого
пояса стоят многочисленные святые, а в полях закомар расположены сюжетные
сцены. Здесь тоже нашлось место для сюжета «Вознесение Александра Македонского»,
а на другом фасаде появился — совсем неожиданно для русской традиции —
портрет самого Всеволода с сыновьями; новорождённого сына князь держит
на руках. Выбор этих сюжетов продиктован назначением собора — княжеского
домового храма, а также желанием возвеличить его могущественного заказчика.
Гораздо менее понятна тематика сюжетов богатой каменной резьбы. Выдающийся
исследователь владимиро-суздальского зодчества Н.Н.Воронин подсчитал,
что разные звери на резьбе храма изображены двести сорок три раза, птицы
— около двухсот пятидесяти раз, а львы сто двадцать пять раз. С ними соседствуют
полуфигуры святых и всадники, а господствует над всем трижды повторённая
(на разных фасадах) фигура библейского песнопевца. Может быть, мастера
хотели изобразить весь существующий мир, все живые творения прислушивающимися
к Божественному слову? «Всякое дыхание да хвалит Господа» — так сказано
в одном из псалмов Давида. А может, их вдохновил описанный в Библии образ
Соломонова храма, который считался непревзойдённой вершиной зодчества
всех времён?
ГЕОРГИЕВСКИЙ СОБОР В ЮРЬЕВЕ-ПОЛЬСКОМ
Другим шедевром белокаменного зодчества является Георгиевский собор в
Юрьеве-Польском (1230— 1234 гг.). Его построил сын Всеволода Святослав
— тот, который изображён на руках у отца на рельефе Дмитриевского собора.
К сожалению, верхняя часть величественного храма в XV в. рухнула и была
сложена заново московским купцом и строителем Василием Ермолиным. Наверное,
катастрофа случилась из-за сложной конструкции верха постройки: барабан
её главы стоял не прямо на сводах, а на выложенных над сводами высоких
арках. От этого церковь казалась ещё выше, а внутри всё её пространство
словно собиралось вверх, к светоносному куполу. Эту удачную находку владимирских
зодчих позже переняли московские мастера.
Надо отдать Ермолину должное: он добросовестно пытался подобрать камни
в прежнем порядке, но задача была почти невыполнимой. Ведь резьба сплошь
покрывала Георгиевский собор, и счёт сюжетов шёл даже не на сотни, а на
тысячи! Поэтому он и выглядит теперь грандиозной каменной загадкой. Резьба
Георгиевского собора двуплановая: изображения, выполненные в высоком рельефе,
размещены на фоне плоского коврового узора из растительных завитков. Даже
колончатый поясок поглотила стихия орнамента — он словно утонул в стене
и покрылся изощрёнными орнаментальными узорами. Сочетание низкого рельефа
с высоким производит удивительное впечатление, будто резьба выступает,
прямо на глазах выходит наружу из гладкой поверхности стены. Если в церкви
Юрия Долгорукого в Кидекше мастер явно «прикладывал» резные детали к телу
храма, то здесь они будто вообще не высечены человеческими руками, а порождены
самим камнем.
С запада на входящего смотрел резной деисус, а северный фасад охраняли
святые покровители владимирской княжеской династии. В образе воина над
северным притвором учёные видят Святого Георгия — святого, носившего то
же имя, что и основатель династии Юрий (Георгий) Долгорукий. В резьбу
включены многочисленные библейские сцены, которые должны были оберегать
от несчастий: уже знакомые по владимирскому Успенскому собору «Три отрока
в пещи огненной», «Даниил во рву львином» и «Семь спящих отроков». Очевидно,
главная идея, воплощённая в резном наряде собора, — это охрана, Божественная
защита княжества.
Увы, святым не удалось спасти Русь от монгольских полчищ. Владимирский
князь пал в битве на реке Сити всего через четыре года после того, как
был построен собор в Юрьеве-Польском. Однако самобытное владимиро-суздальское
зодчество не погибло: подобно семи отрокам эфесским, оно лишь уснуло,
чтобы вновь пробудиться спустя столетие в белокаменной Москве.
|
.
страницы: |
