|
Паллиативность эстетического идеала эклектики, вероятно, во многом обусловлена особенностями ее места в истории архитектуры. Отождествление красивого с богато украшенным — не есть ли это уродливо преломившийся, вывернутый наизнанку иерархизм художественной системы, развитие которой завершается эклектикой? Социальная демократизация закономерно приводит к массовости; искусство и архитектура ориентируются на массовый вкус и массовое потребление. Хотя революционный демократизм интеллигенции неизменно сохраняет обаяние в общей шкале духовных ценностей второй половины XIXв., он не оказывает влияния на характер эстетического идеала. Искусство архитектуры после Герцена надолго оказывается вне сферы интересов русской революционно-демократической эстетики. Известно мнение Н. Г. Чернышевского, отказывавшего зодчеству в праве называться искусством. Выше отмечался определенный литера-туроцентризм эстетики XIX в. Основные ее критерии формируются в расчете на литературу, исходя и ориентируясь главным образом на специфические возможности прозаических жанров — романа, очерка, повести,рассказа. Именно в них мог быть произнесен приговор явлениям действительности. Архитектура такими возможностями не обладает. Ее непосредственное участие в идеологической борьбе весьма ограниченно. В этом можно видеть объяснение, почему революционно-демократическая критика и публицистика обходят своим вниманием архитектуру. А.В.Луначарский даже в 1920-е гг. подчеркивает необходимость различать «искусство украшающее» (архитектура, все виды прикладных искусств), «грандиозная конечная цель которого сделать насквозь красивой всю жизнь, создавать красивые города, здания, мебель, одежду, утварь и т.д.» и «искусство идеологическое», «где форма, конечно, уже занимает второстепенное место»43. Исповедуя чрезвычайную личную скромность в оформлении быта, в одежде, видя в проблемах собственно эстетических непозволительную роскошь и устраняясь от их разрешения, революционная демократия пользуется современным ей упрощенным вариантом прикладного искусства и архитектуры. Она не оказывает сопротивления и тем самым практически открывает дорогу мещанским вкусам, рожденным буржуазностью и уравнительно-эгалитарными настроениями, всему, что вызывало ярость, гнев и возмущение А.И.Герцена на Западе, развитому в России (из-за ее отставания) в неизмеримо меньшей степени, но тем не менее существовавшему идеологическому мещанству.
Сословная демократизация архитектуры с неизбежно вытекающей из нее ориентацией на общедоступность порождает своеобразный художественный демократизм, вызванный расчетом на вкус массового потребителя, который именно в это время начинает отрываться от традиционной народной культуры, приобщаясь к ценностям культуры, бывшей совсем недавно достоянием немногих избранных. Общедоступность искусства не обязательно и не всегда синоним высокого художественного качества. В эклектике впервые обнаруживаются худшие черты массового искусства в современном понимании этого термина. Архитектура XIX в. парадоксально сочетает в себе многословность, дробность с тяготением к крупным масштабам, конкретность (формы, планировки), интимность с пристрастием к грандиозному, помпезность и измельченность. Эти противоположные качества — с одной стороны, подчиненная особенностям определенных функциональных процессов планировка, внимание к частным задачам, вкусам, потребностям отдельной личности или группы людей, а с другой — апелляция к массе, к народу, постоянное чувство соотнесенности отдельной личности со своим народом, нацией, группой — определяют специфическую монументальность архитектуры второй половины XIX в., ее дворцов, храмов, магазинов, общественных зданий, где чувство уюта, приобретающее характер эстетического наслаждения роскошью, ощущение покоя, приятности пребывания в том или ином интерьере или окружении сочетаются со столь же интенсивным переживанием великолепия и величественности, неотделимых, в свою очередь, от пристрастия к мельчайшему, к деталям.
* Луначарский А, В. Вильгельм Гауэенштейв. - «Искусство», М, 1923, J* 1, с. 15.
47. Доходный дом Перлоеа на Мясницкой ул. (ныне ул. Кирова) в Москве. 1S93. Арх. Р. И. Клейн. К. К. Гиппиус
Это демократизм, проявляющийся в архитектуре XIX в. помимо личных симпатий проектировщика. Но есть и иная сфера проявления демократизма, дающая о себе знать в художественной программе отдельных направлений, например демократического варианта «русского» стиля, некоторых разновидностей рационализма.
На первый взгляд в эклектике усиливается подражательность. Это действительно так, если судить по многообразию форм, заимствуемых из разных стилей. Но парадоксальность эклектики заключается в том, что расширение подражательности на деле означает смелый разрыв с традицией.
Идея отрицания чужда классицизму. Там развитие происходит в рамках традиций, традиция — залог существования стиля. Рубеж 1820—1830-х гг. взрывается бунтом против засилья античных норм. Впервые со времен Возрождения возникает сомнение: действительно ли идеал красоты, восходящий к Древней Греции, вечен и всеобщ? Позитивная программа неясна, смутна, но пафос отрицания веками почитавшихся незыблемыми устоев силен чрезвычайно. Однако по форме отрицание, разрыв, как в средневековых ересях, облечены в привычно каноническую форму поклонения божеству.
Архитекторы XIX в. отчасти традиционалисты, но еще больше — отрицатели. Отрицатели вечных, единых идеалов и норм, а по сути норм и идеалов классицизма, и шире — выдававшихся за вечные норм архитектуры нового времени. Но многовековая традиция подражания прошлому не могла быть преодолена сразу. Иллюзорно-тектоническая, вернее, в эклектике уже сугубо изобразительная система сохраняется, но, лишенная прежнего монизма и иерархичности, вульгаризируется. В размахе, с каким утверждается конкретность и многообразие форм, могущих быть эталоном красоты, таится опасность, угрожающая дальнейшему существованию системы и метода. Подражание, как принцип, обесценено. Можно подражать всему.
Л может быть, ничему не следует подражать? Таков закономерный итог безбрежного подражания, воплотивший в себе «нигилистический» дух эпохи. - Вообще все общественные основания нашего времени требуют строжайшего пересмотра и коренной перестройки, что и будет рано или поздно», — пишет В.Г.Белинский в 1841 г.44.
Новую поддержку отрицающая, критическая мысль XIX в. находит в философии антропологического материализма и позитивизма. Из ее положений неукоснительно следует: нормы красоты не имеют в своей основе ничего отвлеченного или вечного, они конкретны и социально обусловлены. Для Чернышевского — это нормы вкуса «здоровой натуры человека» и его •естественных потребностей». Отсюда своеобразный релятивизм: «...прекрасное и возвышенное действительно существуют в природе и человеческой жизни. Но вместе с тем следует, что наслаждение теми и другими предметами, имеющими в себе эти качества, непосредственно зависит от занятий наслаждающегося человека: прекрасно то, в чем мы видим жизнь, сообразную с нашими понятиями о жизни, возвышенно то, что гораздо больше предметов, с которыми сравниваем его мы». В романтизме родилось сохраняющее значение для XIX в. в целом убеждение в возможности личного влияния на ход истории. В выборе «стиля» видится одно из его проявлений.
Подражательность эклектики имеет весьма мало общего с задачами реставрации прошлого и с тоской по прошлому. Мировоззрение времени в целом оптимистично, полно веры в прогресс, устремлено в будущее. Факт заимствования не более, чем форма. Старое мыслится как исходный материал для нового, создаваемого путем новой комбинации исходных элементов.
В этом архитектурная эстетика обнаруживает полное согласие с эстетикой литературной. Для последней также характерно сочетание идеи развития, осознание, что «существовавшее уже не существует» (Надеждин), с представлением о возможности соединения, использования некогда бывшего. Белинский акцентирует идею Надеждина, что «поэзия нашего времени не должна быть ни классическою (ибо мы не греки и не римляне), ни романтическою (ибо мы не палладины средних веков), но что в поэзии нашего времени должны примириться обе эти стороны и произвести новую поэзию»46.
*Цит. по кн: Западники 40-х гг.: Н.В.Станкевич. В. Г. Белинский, А. И. Герцен, Т. Н. Грановский. Сост. Ф. Ф. Нелидов. М., 1910, с. 169. "ЧернышевскийН. I. Полн.собр. соч.,т.2. М.. 1949. - 114-115
|
.
страницы: |