СИБЧИКАГСКИЙ МОТИВ |
| стр. 3 | содержание |
|
|
Над кромкой дальнего леса кучерявились желтые облака, а выше синий набирал силу. - Вы где-нибудь выступаете? - спросила Катя. - Не дальше балкона. - Почему? - Зачем? Катя всплеснула руками. Она была влюблена в гитару. Безответно. - Человеку в сорок лет самоутверждаться смешно. Быть «талантливым» нелепо. Талант подразумевает нераскрытые способности... - Предлагаю искупнуться. - В той луже? - А что? Выданный Фредерикой купальник оказался чудом минимализма. - А как же моя девичья скромнось? - Ахнула Катя. - С ней следует расстаться сразу, - улыбнулась Фредерика. Катя с сомнением глянула в зеркало. Угловатое отражение ответило соболезнующим взглядом исподлобья. Лужа оказалась прудом, затянутым тиной. Вкруг - березы. - Поистине, странно, - ворчливо рассуждает Катя. - Люди подразумевают под купанием такой вид развлечения, когда они обряжаются в немыслимые наряды и лезут в мокрую воду, чтобы залить ее в уши. Они расталкивают холодные волны тонкими руками, а их посиневшие губы издают крики восторга. - Давай учиться плавать, - твердо постановила Наталья. - В купальниках человеческие тела выглядят некрасиво. - Ответила Катя. - Должна ж я тебя мыркнуть? - Типичный диалог глухих! - Смотри, - сказала Наталья и поплыла. - Смотрю, - уныло кивнула Катя. - Плывет, шельма, - ободрила Наталья. - 20 сантиметров в твоем активе, поздравляю! - Пляж - отличное место для упражнения в рисовании, - разглагольствовала Катерина, - человеческие фигуры бывают наредкость карикатурными. - Утоплю! - крикнула Наталья. - Невольно предаешься жалости, смешанной с ужасом, - добавила Катя, отбуксовавшись на безопасное расстояние. Над водой трясся смех, распуская круги. - Наташа, ну, а ты бы не эмигрировала в Канаду? - Спросила Катя, когда они снова вдвоем прогуливались по улицам города. - А что мне там делать? Языка не знаю. По мне, так и здесь хорошо. Где человеку суждено родиться, там и помирать. Иначе душа будет себя неспокойно чувствовать. - Ну-ну... - Да что ты такая идейная. Хочет человек, пусть едет. Камнем в воду. Катя дернула плечом. - Смотри. Монумент Славы. На каждом из огромных бетонных рельефов - списки. Имена, имена, имена... Но как трудно бывает порой в подобный солнечный день хоть на минуту остановиться, призадуматься... - За каждой фамилией судьба. - И не одна... Ветер на ровной площади безжалостно треплет костер. Ну зачем, зачем это нужно - чтобы люди убивали друг друга? Наивное, детское вопрошание! - Жизнь кипит, - говорит Наталья. - И в Новосибирске кипит гораздо менее бестолково и шумно, чем в Москве. Сдержанно. Сосредоточенно. Много молодежи и людей среднего возраста. В целом, нет сильной имущественной разницы. У рекламного щита какого-то "Сибтурсервиса" сидит арабского вида маленькая худая женщина, закутанная в цветастые тряпки. Кормит курносой грудью чернявого ребятенка, также замотанного, хотя жара. - Такие появились в городе недавно. Понаехали... Приставучие, жуть. - Вот она, экзотика Сибири, - невольно усмехнулась Катя. Наталья уже дрыхнет в сильной позе многоборца: на животе, согнув одну ногу в колене, другую подвернув странным образом. Кулак у рта. А Катя-то думала, что ночным шараханьем будет ей мешать. Такой, пожалуй, и канонада не помешает. Завтрашний день приподнесет еще что-нибудь... Газоны в Академгородке ухожены, елки так аккуратны, будто их подстригают. - Что, здесь живут одни академики? - ухмыльнулась Катя. - Вроде того, - отвечает Дима, статный, худощавый юноша, сын натальиной подруги в Академгородке, - Brain-city. - Не выпендривайся. Дима поправляет ежеминутно сползающие очки. - Здесь одни институты. Органической химии, ядерной физики... - И долго у вас в доме нет воды? - Перебила Катя. - Второй день. Самое смешное, что воды нет нигде поблизости. Ни колонки, ни черта. К друзьям приходится... - Ты учишься в НГУ? - Ага. На экономическом. - Почему именно там? - Я, знаешь ли, не хочу прожить в подвале где-нибудь, гадая, что буду есть. Даже в доме не хочу, не зная, отключат ли сегодня воду. Странно. Неужели человек, у которого на носу не держатся очки, может быть практичным? - О, время безвестности физико-лириков! – Вздохнула Катя. - Да уж, я не БАМостроитель, не гитарный экстремист. - Усмехнулся Дима. - Говоришь так, будто это хорошо. - Что ж плохого? Они были наивны. - И честны! - Смотри, вот он, Универ. Дорожка, усыпанная шишками, выводит к светло-серому огромно-оконному зданию. - В полуаварийном состоянии. Краска облупилась. И даже потолки пошарпаны, будто по ним ходили результаты неестественнонаучных опытов. Витражи полуразбиты... Заново бы все отстроить! - Чего это здесь полно народу, лето ведь? - Вступы. Как тебе? - Он указал на красно-черный плакат в просторном холле: "Абитуриенту, сдавшему экзамен на два балла, надлежит забрать документы". - Угрожающе. В светлых углах коридоров пылятся разлапистые пальмы. На лестничной клетке Катя приметила еще один плакат: "Социалистическое соревнование". - Давно пора сорвать, - недовольно дернулся Дима. - Бережней надо к таким вещам, - возражает Катя. - А чего беречь-то? - Может, и нечего, - задумчиво говорит она. - Но мне всегда жаль было этого, что ли. Прошлое, все-таки. О прошлом, как о прошлых - лучше ничего, чем... - Чем плохое? А если было плохое? Ведь надо разбираться. - Да погоди ты. Разбираться, вот именно, а не разрушать. - Держи шишку. - Протянул Дима. - В Москве такие не растут? - Там только что ананасы на елках не растут, - улыбнулась Катя. - Не верю. - А ты приезжай! Наверное, все, кто смотрят в ночное небо, думают об одном и том же. Скажем, об иных мирах. Например, об искреннем и справедливом. Существует же где-нибудь и такой? Должен существовать. - Это памятник великому поэту, чьи стихи никогда и никем не были прочитаны. - Как же так? - недоумевали бы земляне. - Он не стал записывать их, и никому не читал. Он мучился плохими строками, потому что не мог ни сжечь их, ни порвать. И вынашивал гениальные стихи, постоянно совершенствуя их. Ведь, что однажды явилось на свет, не подлежит исправлению! - Как это прекрасно, - прошепчет землянка. - Шарлатанство, - буркнет землянин.
|
|
|||||||||||||||||
|