Старая шла за печь, а в складках одеяния уже был похован подвернувшийся пирожок...

Изредка прабабка выходила на свет божий. С пренебрежением отталкивала любопытствующих правнуков, или неласково пригощала мягкими от давности конфетами. И даже близость смерти не могла лишить ее руки крестьянского загара. Топала в сапожищах по двору, задавала корм курам. Она умерла, не дожив до столетия шесть лет.

Как-то нас, расшалившихся, призвали:

- Не бегайте в хате, идите на вулыцю.

Мы, городские дети, слышали подобное в многоэтажках, а тут удивлялись:

- Это ж первый этаж! Разве под нами кто-то живет?

- Живут, - был ответ.

- Кто?

- А кто под землей живет?

- Прабабушка, - прошептал кто-то из нас.

Неожиданная эта догадка надолго стала аргументом в пользу тишины в доме.

У нашего Лешки глаза в точности как у прабабки. Я сверяла по ретушированной фотографии. Не сгинули драгоценные крупицы наследственной информации, не распалась бесследно двойная спираль ДНК. Не ушел совсем человек.

- Колысь приснився мне сон. – Продолжает бабушка свою повесть. - Шо я по озеру, там, на дольше, озеро было билыпе, чем счас, и я по нему плыву. Вдруг вижу двое биленьких каченяток - утят. Я и кажу: "Ой, Боже, яки красивы коченятка". А хтось у меня за спиной, с бородой белой до пояса: "Оба твои и судьба им одна". Прокинулась я, скоро понесла. Дождалася Саши, потом Вари. Все думала, что за судьба? Вместе ль под машину попадуть, але ще шось?.. Ан бач оно как: Саша взял разведенну, та и Варя пошла за разведенного. От и судьба така...

Она пошла, встала на колени под иконами, зашептала. Иконы, украшенные цветами из фольги, обрамленные вышитым рушником - в углу, напротив печки. В рамку воткнута сбоку фотография внучки Сашеньки. На другой стене - еще фотографии. Саши, Варвары, Ганны... Всей необъятной родовы нашей.

Молила она Бога за нас за всех, за родных детей и пришедших с ними в семью. Отвращает беды от нас, нужды, муки и грехи, посылает нам ангелов-хранителей. И по сей час знаю: это она бережет меня в пути и в дороге, прощает вольные и невольные прегрешения, в мыслях ли, в делах ли. И это она обороняет всех нас от врагов и супостатов, предназначает нам лучшую долю. Аминь.

Глава 6

Завершились пары.

Куда теперь?

Поправляю лямки рюкзака - тяжел ты, груз знаний. Особенно если таскать тебя за плечами. То ли дело голова - столь восхитительно невесома...

Лечу по коридору, всюду - двери. Большей частью фанерные. В иных -дыры, проковыряли студенты, перед экзаменом ошиваясь по сию сторону Рубикона.

Тьфу-тьфу, чур меня! Надо же, посреди семестра такие страсти пригрезятся. Студент гонит прочь даже тень воспоминаний об экзаменах.

Университетский    лифт    нетороплив,    исполнен    внутреннего достоинства, временами капризен. Когда в него до отказа набивается молодого народу, охает, стонет, занудливо хныкает, противно электрически дребезжит, выгоняя лишнего, кто вскочил в последний момент и расслабился: успеваем.

- Забьем стрелку на большом сачке? - В данный момент кто-то в здании наверняка произносит эту фразу.

- Вариант, давай забьемся, какие проблемы, с полпинка.

Последняя фраза переводится как "да". Поясняю на всякий пожарный, мало ли.

«Сачок»... Если отечественная филология выковывается в МГУ, то будущее родного языка туманно. Холл первого гуманитарного корпуса и правда сходен с рыболовным сачком - кишмя кишит нашим братом, как головастиками. Но есть еще теория – слово «сачок» происходит от глагола «сачковать». В этом, думается, более житейской правды.

Старательно впечатывая каблуки в звонкий мраморный пол, пересекаю простор сачка в смутной надежде на оклик. Увы, никого знакомых.

- Так куда?..

Впереди Никита! Явно не спешит. Обогнать, кивнуть небрежно: "Привет, я тороплюсь"?.. "Ну, торопись"... Плечами еще пожмет, чего доброго. Его забавная тень прыгает в такт походке, кособочится. Никита прет, чуть наклонившись вперед, глядя прямо перед собой. Этакая устремленность в никуда.

Прибавляю шагу. Хлопаю снятой варежкой по плечу, захожу с другого.

- Катерина!

- А ты надеялся узреть королеву Анну?

Удивлен? Обрадован? Вроде того, но навряд. С чего бы?

- Славка говорит, ты похожа на королеву Анну.

- На самом деле я – Лоренцо Валло.

- Почему? – Ошарашен.

- Ну, вообще-то Лоренцо Валло - это глагол.

- Как это?

- Слитно. И с маленькой буквы. Лоренцовалла, лоренцовалла и постепенно налоренцовалла.

- Надо лоренцовалл перелоренцовать, перевылор... перевыр...

Вот такой треп. Возвышаюсь над Никитой на эскалаторе.

- Ты куда сейчас?

- В библиотеку.

О, банкротство моих хилых надежд.

Станция метро Кропоткинская.

- Мне выходить, - произносит Никита. Безо всякого сожаления.

- Мне тоже, - решаюсь я.

- На этой станции можно играть в шахматы, - произносит Никита, глядя на мраморно-гранитный пол. - Восемь на восемь разноцветных клеток, -я считал... Мы здесь как фигуры. Куда пойти?..

- Было бы действительно здорово набрать команду, сыграть. - Пропускаю мимо ушей двусмысленность «пойти».

- Как-нибудь, - хмыкает. - На королеву ты не потянешь, может, ладьей?

- Пешкой. Без возможности стать королевой играть не стоит.

Скотина. То «королева Анна», то «не тянешь».

- Живешь в этом районе?

- Нет. Просто я тоже хотела поехать в библиотеку...

- А может, заглянем в кафешку, здесь неподалеку?

Стеклянная комната. Таких сейчас полным-полно в Москве. Стойка. Огромный,    дико    национальный    самовар    и    интернациональная микроволновка. Столики "под мрамор", плетенные легкие стулья. И несколько посетителей, оживляющих пейзаж.

Набор всяческой снеди в витринках. Пугают омары, красная икра и осетрина.

- Н-не, пошли отсюда, - тяну Никиту за рукав.

- Вот уж нет! - Звякает хилой мелочью в кармане. - Чего пожелаете, королева Анна?

По правде сказать, я желаю по-быстрому и, по возможности, без урона для собственного достоинства смыться отсюда. Если у тебя шиш в кармане, ты преступник перед всяческим благополучием.

Вытаскиваю из кармана несчастную, сто раз деноминированную десятку:

- Хотела купить "О духовном в искусстве" Кандинского, но...

- Оставьте свою мелочь, миледи, - с барским видом пробасил кавалер. -Есть у меня несколько луидоров. Не только духовным жив человек.

Садимся за столик. Ждем кофе.

Вглядываюсь в тех, кто сидит по соседству. Со взаимным любопытством взглядывают на нас. Вот они, кому не наклодно – кофе по двадцати рублей за чашеку-наперсток. Обычно одеты. А чего я ожидала? По алмазу с куриное яйцо в каждом ухе?

- Вот, думают, двое безденежных идиотов, - обиженно говорю.

- Не заморачивайся, этот мир создан не для денег. – Учительствует Никита. - Это тебя Ванька загрузил, да? Социальное там неравенство, статус, перераспределение ценностей...

- При чем здесь Ванька?..

Официантши скользили мимо, кассирша грустно смотрела в окно фиолетово накрашенными глазами.

- Понимаю, мы не те, - поймал Никита официантку, - но мы тоже заплатили за кофе. И не уйдем, пока не выпьем его.

Я почувствовала: краснею.

- Ой, Ир, - громко крикнула официантка, - А мы ребяткам кофе-то не налили!

- Кому? - очнулась кассирша, - А чего ж не налили-то?

- Замотались...

→ следующая страница

напечатать всё

дизайн сайта:

© 2005