От богатого темно-зеленого высвечивается тайга до невыразимо-ровного цвета, размывается в небесно-голубой глубине.

Солнечный луч брызнул в глаза, заиграл, запрыгал белкой по веткам - и вот, среди обширной империи сумрачных, великанских нагромождений, возведены неохватные столбы света. В пластах неба и камня, в массивах дерева нет и не было ничего от земли, на которой обитают люди - ее, покоренной, полновластные хозяева. Эти безбрежные края питают жизнь первозданную, безмысленную. Гул жизни прет отовсюду, наваливается, подминает, нет в нем места звучащей отдельно ноте - он всеобщ.

- Что засумовал студентку? - Испросил дядя Коля, отвесив Витьке шутливого подзатыльника. - Первый парень на деревне, а в деревне дом один.

- Вся рубаха в петухах, кучерявые в часах, разгуляй на все село! - Пропела, потягиваясь, Светка.

Светка с увлечением и хрустом расправляется с малосольными огурцами.

- На закусь оставь, слышь?

Появились пластмассовые стаканчики и бутылка, похожая на увеличительное стекло. Большая беда в ней вроде бы мельчает, а легковесные обидки больнее гоношатся.

- Эх, родимая, водица чистая, - крякнул дядя Коля, опрокинув стакашек.

Как утята за матерью, последовали за таким примером Светка и Витя.

- Злыдни вы, - вздохнул Сидорыч.

- Мы тебе поллитровку поставим за услуги.

- Смотри, слово даешь...

- Тю! Здрассте-пожалте, Сидорыч! Ты в слове моем сомневаешься, че ли?..

- Оп, а ты что, мораторий объявила?

- Вчера ты мне больше нравилась, - возмутилась Светка.

- Ты огурец-то дожуй, - осадил ее дядя Коля. - На, Санька, лучше кедровых. Умеешь их грызть-то?

- Умею, - Сашка перекусила пополам тесную скорлупку и выколупнула ногтем половинку ароматного маленького ядрышка, светлого, почти прозрачного.

- Э, дева, хто ж их так ист. Гляди-к вот, - дядя Коля сунул в рот кедрушку, легонько шевельнул челюстью.

В ладони, почти такой же темной, уже лежали две чешуйки - ровные, будто их разрезали. Каленое ядро, целенькое, перекатывалось в крепких зубах.

- Так-то, - наставительно заметил дядя Коля, поймав завидущий Сашкин взгляд.

Горка орехов на панели быстро перетекала в горку шелухи рядом, будто пересыпались песочные часы.

Байкал открылся внезапно, врасплох.

Сашка вертелась на месте, стараясь захватить в себя как можно больше, будто сейчас все кончится. Мелкие домишки далеко внизу жались друг к другу, тулились к холму под разными углами. Казалось, это не дома, не крыши, а зерна камня. И странно было видеть окошки-латки, крошечных человечков, автомобильные коробочки, редкие сосны-иглы. Сашка изучала мелкие детали, оттягивая момент взгляда на само озеро. Больше всего она боялась начать ахать от восторга - это было бы так слабо, лишне, даже стыдно...

Непроглядная темнота туннеля на несколько секунд заслонила простор, как бы давая в последний раз затаить дыхание, усвоить мысль о близости Байкала. Сейчас перевернет тебя в солнечном жаре, как пирог в масле.

Вот оно! Дальше сдерживаться невозможно, да и ненужно, как при встрече с любимым после долгой разлуки.

Приглядываться, испытывать, доискиваться - потом.

- Ура, - крикнула Сашка срывающимся от волнения голосом.

Все-таки не выдержала, но теперь это уже не было стыдно. Какое там! Все забыто...

Спокойный Байкал, золотой, синий, далекий, близкий. Раскосые полуострова вклиниваются в горизонт, ложатся в холодную воду озера. Солнце совсем разогнало тучи, расцветило лес, наполнило небо нестерпимо яркими красками.

С каждым десятком метров все разворачивается по-новому, как в калейдоскопе. Задержать бы совпадение линий и пятен, да где там успеть... Складываются новые, еще более волнующие сочетания - тоже на краткий миг.

Сопка круто развернулась боком, скрыв все озеро.

Нового свидания придется ждать бесконечно долго!

Сашка нетерпеливо следила за ползущими по тракту автомобилями. Зачем кто-то движется, не увлекаемый ничем, кроме своей взбалмошной воли? Ведь мог бы чуть не вечность - целую жизнь - впивать размах, раздолье и расхолмье. И сопка вдруг, словно сжалилась, отошла, и во всю ширь глянул Байкал, еще прекраснее, чем был. Голубые полуострова заходили все ближе, становились различимы их каемчатые пределы.

И опять все оказалось закрыто зелеными зарослями. Опять потянулось пронзительное, вздрагивающее ожидание, на которое отзывались даже провода.

И снова распахнулся Байкал.

Шла гонка: Байкал взрывался и пропадал.

Это волнение не было похоже на то, что случалось в прошлой жизни. Да и какое может быть волнение без Байкала - так, одно неспокойствие, смешная тревога.

Байкал. Какое емкое, оказывается, слово. Сашка покатала его на языке, испробовала на зуб.

- Тормозни-к здесь, Сидорыч, - велит дядя Коля.

Заскрипело что-то в электровозовом нутре, зашипело и свистнуло.

- Слюдянка. - Поведал Сидорыч, с просительной грустью поглядев на попутчиков, которые вываливались из кабины, как калачи из прорванного мешка.

- Бывай, счастливо! - Засмеялся дядя Коля.

- Спасибо вам, - крикнула Сашка.

- Э-эх, - выдохнул Сидорыч и дал ходу.

- Туда курс держать, - решил дядя Коля, указывая вперед.

Он уже слегка покачивался, будто ступал по палубе корабля - не в шторм, но и не в штиль.

Сашка проводила взглядом мельчающий состав и обернулась.

Неподалеку высился овраг, не овраг даже - пещера. Давно бы уже крутой склон обвалился, но удерживала береза - старая, коряжистая, изогнутая баргузином. Нависла, словно насупилась, того гляди, в пещере, как в глазной впадине, заблестит острый зрачок.

- Палатку бум ставить?

- И без ее перекантуемся...

- Ты почто такой-то? В такую далину зря ее перли, что ли? А ну, без разговоров, - распорядилась Светка.

На взгорке со вздохами разбили палатку.

- Дров не хватит, - раздумалась Светка, выкладывая на кострище прихваченные из дому поленья, - берег голый... Не березу ли срубить?

- Гореть не будет - раз. Не вздумай - двас, - сказала Сашка.

- Много текста! - Пресек дядя Коля и принялся складывать костер по-своему:

- Не боись, надолго...

От щепы затлело, занялось.

По дну колышатся блики. Разноцветные камушки ярко переливаются, как драгоценные. В ладони камушек под горячим солнцем и холодным ветром быстро иссох, померк, жизни лишился. Сашка размахнулась, шлепнула его об воду плашмя - поскакал, булькнул в последний привет и канул. Разошлись круги - по всему морю!

На разноцветные куски рассыпаются волны, смыкаются и закручиваются в причудливой подвижной игре. Тихохонько плещется Байкал у берега, танцуют белые пузырики. Вдали над сине-изумрудной голубизной ходят белые гребни. Глу-боко-о...

- Куда ухлестала? - Окликнул Витька. - В Байкале сполоснуться? Надо, надо...

В одних плавках вышивает.

- Ветер же!

- Южный, - и он сразбегу кинулся в невыносимо холодную воду, подняв сонмы тяжелых, как хрусталь, брызг.

Светка, наблюдавшая с высока, пронзительно взвизгнула.

- Счас выползет, - успокоительно прогудел дядя Коля и удалился в палатку от солнца, - ишь, нерпа...

- Надобно еще водочки, - вздохнула Светка.

→ следующая страница

напечатать всё

дизайн сайта:

© 2005