Над ступенчатыми домами и дорогами благоухают в дожде стройные тополя, кипарисы, пихты. Мостовая уводит в каждом из возможных направлений поочередно. Ралли! Чужому да пьяному в таком городе есть где поблудить от души. Пока ребята увлеченно обсуждают местные проблемы музыкальной жизни, я улетаю в мыслях на сутки назад. Почему-то в поезд, который был наполнен разным интересным народом.

- Мы - курчане, а не куряне! - Учили меня русскому языку дембеля в тельняшках, которые следовали на историческую родину, уминали курицу, купленную за десятку против просимого полтинника.

Проводница, проходя мимо, на всякий случай их все время одергивала:

- Потише чтобы тут мне!

- Нет вопросов!

Меж вагонами товарняка, стучащего мимо, мелькал замерший лес в инее и тумане.

Эдик, рабочий по контракту, все будировал производственную тему. Каждое предложение заканчивал неизменным вопросом:

- Пожилой дядька, рабочий, пнул ногой кусок трубы, арматуру - мешала, да? Начальник увидел, по лицу настучал старику, да? Подходит, бац. Вот вам, оскал капитализма...

Эдик улыбается - скалит ровные, желтые от табака зубы. Эдик курит "Пегас".

- Выгодно по контракту работать?

- Выгодно, - склоняет голову Эдик. - Я два месяца кирпичи складывал, да? Выпил на работе, да? Хозяин прогнал, на дорогу денег дал, удержал остальные... Работали у нас муж с женой, да? За семь месяцев получили деньги, подпали под деноминацию, как поезд под откос, да? Больше не поедут, сказали...

Соседи-кавказцы учат попутчика играть в "тройку".

- Эй, а перебрать очков можно? - Увлечен ученик.

Он похож на старшего, тамаду. Тот смеется-колыхается:

- Можно на гулянке перебрать, а карты счет знают.

- Давайте на деньги?

- Принципиально не играю, - откидывается старшой

- Ну, с десятки, для-ради интереса...

Колода карт неестественно быстро убывает, колода дензнаков неожиданно быстро растет. Бумажки примятые, потасканные, повидавшие чулки, бельевые полки и бадейки с сыпучими продуктами. Сдающий шевелит крупным носом у самой стопки:

- Э, на бутылку с победителя пахнет! Девчонке шоколадку. Чья дочь, твоя? Нет? Сама? Ой-ей, как родители пустили...

- Здесь мошенники на каждом шагу, никогда не играй на деньги.

- Знаю, - отвечаю я.

- Сердита, э!

Юноша взвинчивает ставку.

- Эй, слушай, проиграешь твои деньги, - подзуживает тамада.

- Мои - не твои, проиграю - так что?

- Что у тебя, тетрадь?

- Тетрадь.

- Дай, что напишу, - говорит Эдик.

Безропотно даю тетрадь - любопытно.

Эдик что-то долго пишет, разминает пальцы:

- Судорогой сводит: отвык.

В это время в углу уралец исходит винными слезами, перелистывает цветной журнальчик:

- Нет, вдумайтесь! Мы - эх! Никому нет дела до детей Дианы. Тут сказано. Ни-ко-му, абсолютно.

- Вопросов нет, - сочувственно басит курянин.

- Зовут их У-ильй-ам и Гар-ри...

- Мужики, нам о чужих детях? А до наших кому дело есть? И в каком журнале об этом значится - вопрос!

- Выхожу на станции, мне в лицо кричат: "Водка, пиво, анаша и холодная лапша!" Спрашиваю, почему холодная. Стоит, молчит. Нет, ты объясни, я ж понять хочу...

Дядя Коля, еще один попутчик, только что пришел из прокуренного тамбура:

- У локомотива сзади - пятиконечная звезда. Как забытое напоминание о славе.

Игра у всех взвинчивает нервы. Азарт одолевает, выступает на лбу потом и бьет дрожью по рукам. У дяди Миши на руках верный выигрыш. Дядя Миша расстегивает ремень, лезет куда-то внутрь, вниз.

- Клади, и все, - распинается тамада. - Я за тебя болею. Верный выигрыш!

- Ты это потом прочитаешь, хорошо? - Спрашивает Эдик, возвращая мне тетрадь.

- Ладно.

- Нет, лучше сейчас прочти. Это песня.

- Народная?

- А то!

Мы остались двоем нас не видит ни кто

Мы упали в цветы чуть покрывшей травой

Ты шептала не надо не надо

Ритм заунывного мотива отстукивают стыки составов.

Я уехал служить ты осталась одна

Ты просила не ездий не надо

Я там письма писал про тебя вспоминал

Ты писала не надо не надо...

Мелькают строения, тащатся поля, плывут бетонные заборы, трубы. Картежник помладше входит в раж. Гляжу и глазам своим не верю. Ставка перевалила уже за 500 долларов.

- Дядя Миша, отвечай, не бледней. Выиграешь, забираешь все, - провозглашает предводитель.

- Нет, - кидает карты на стол дядя Миша. - Вы, братцы, мошенники!

Те легко соглашаются:

- Секунду, а кто заставлял играть?

Я выскакиваю в тамбур. От напряжения, которое нагнетается в купе. От ощущения близкой грозы. Вполне может быть, что после этой игры кому-то очень не поздоровится...

Все это я сейчас пересказываю ребятам. Заново переживая то, вагонное напряжение.

- Ну, хлопнули кого-нибудь? - Спрашивает Рома.

- Шум был. Потом кавказцы как-то рассосались.

- Сейчас жизнь - джунгли. Зазевался - съели. - Хмыкает Куковякин. - И нас съедят, если лучше играть не будем. Я имею в виду группу, - поясняет Роме. - Мы должны играть такую музыку, чтоб...

В его глазах сдержанное ожидание победы.

На высокой каменной ограде сидит уравновешенная, растрепанная котяра, демонстративно чешет ухо. Да, Ялта. Уголок курортной расслабухи. И мы сейчас похожи на эту зверюгу - медлительны, вальяжны, во всех плоскостях свободны. А на свете существуют псы, голодные и клыкастые...

Ялтинское Медучилище. Репетиционный зал, прибежище местных музыкальных гениев. На сцене сидит простоволосый юноша и дергает гитару, напевая себе что-то под нос. Он едва обернулся на нас, улыбнулся, слегка кивнул, не отрываясь от своего занятия.

- Соло-гитарист Шура. - Объявил Вовка тоном церемонимейстера.

Из-за кулис выскочил оптимистичный, подстриженный лис в клетчатой рубашке.

- Пил-басист.

За ударной установкой возится волк с запекшейся ссадиной на виске. Глядит с любопытством - хищнически определяет на предмет съедобности. В его глазах и мне оценка: малокалорийна.

- Джим-барабанщик.

Зал не большой и не маленький, не новый, но и не разваленный. Занавес будто забрызган краской. Приглядевшись, догадываешься - таков замысел дизайнера.

- Давайте репетировать! - Капризно и угрожающе требует лис.

→ следующая страница

напечатать всё

дизайн сайта:

© 2005