Архивная версия / archive version:

Проект «Архи всЁ» переехал на сайт www.cih.ru
This project was moved to the www.cih.ru

данная версия не обновляется и может быть недоступной через некоторое время

^{см. также: СНиПы | Архитектура | Бионика | Новости | Строительство}

Вы можете найти необходимую информацию на сайте cih.ru / You can find the necessary information on the cih.ru website:

В трактатах по искусству Толстой акцентирует иную по сравнению с Достоевским и Соловьевым сторону искусства. Выступивший с обоснованием теоретических воззрений позднее фактических единомышленников, которым приходилось в первую очередь отстаивать новый взгляд на сущность искусства, Толстой сосредоточил свое внимание на показе, в чем заключается полезность искусства как такового. Он видит цель искусства в «заражении» людей идеалами добра и справедливости: «Вызвать в себе раз испытанное чувство и, вызвав его в себе посредством движений, линий, звуков, образов, выраженных словами, передать это чувство так, чтобы дру­ гие испытали то же чувство, — в этом состоит деятельность искусства. Искусство есть деятельность человеческая, состоящая в том, что один человек сознательно известными внешними знаками передает другим испытываемые чувства, а другие люди заражаются этими чувствами и переживают их» 290 .

244. Дом 3-го Бассейного товарищества. Фрагмент дворового фасада

Достоевский, твердивший, что красота спасет мир, и Толстой, убеж­ денный, что красота не может служить определением искусства, что искусст­ во — это средство «заражать» людей, по сути дела не противоречат друг другу. Идея «заражения», идея искусства, в силу своей нравственности творящего добро, не есть ли это, в конце концов, несколько иной вариант идеи о преобразовательной миссии искусства?

Среди современников модерна идея искусства, пересоздающего действи­тельность, приобрела необычайную популярность. Она вдохновляла и симво­ листов в поэзии и драматургии, композиторов, художников разных на­правлений — стилизаторов и скептиков «Мира искусства», мечтателей «Го­ лубой розы», искавших устойчивого и вечного «бубнововалетцев», футу­ ристов. Эстетика модерна в России опирается также на направление отечест­венной историософии, связанное с именами Н. Я. Данилевского и К. Н. Леон­ тьева, с их теориями органического развития культуры, уподобляемой жи­ вому организму и в процессе жизненного пути неизменно проходящей через фазы первичной простоты, зрелой поры цветущей сложности и вторичного упрощения в период умирания. Национализм Данилевского и особенно мра­ кобесие Леонтьева не были восприняты русской культурой, хотя острота ощущения переломности своего времени во многом обусловлена выработан­ ным обоими органическим пониманием исторического процесса. Свойст­венные мироощущению рубежа веков элитарность и индивидуализм в Рос­сии постоянно борются и почти всегда побеждаются соборностью, желание замкнуться в «башне из слоновой кости» — убеждением в необходимости слушать, а главное слышать «музыку» отдаленного «оркестра», который и есть, по выражению А. Блока, «мировой оркестр души народной» 291 . А. Бе­ лый не устает писать об объединении людей в едином теургическом действе, о том, что «правы законодатели символизма, указывая на то, что последняя цель искусства — пересоздание жизни. Последняя цель культуры — пере­ создание человечества; в этой последней цели встречается культура с послед­ ними целями искусства и морали; культура превращает теоретические про­ блемы в практические» 292 , хотя это не мешает А. Белому заметить, что ин­ терес широких народных масс к искусству неизбежно влечет за собой вульгаризацию и опошление последнего. В. Брюсов занят в 1900-е гг. обосно­ ванием особой роли искусства в жизни человека и человечества. Вяч. Ива­ нов рисует впечатляющую картину будущей «органической» культуры,когда личность вновь сольется с коллективом, а искусство, чтобы осуществить свою жизнестроительную теургическую миссию, вновь станет всенародным, А. Блок говорит о нераздельности и неслиянности искусства и жизни, пользы и красоты.

Для нового искусства неприемлема формула «искусство для искусства», эстетизм и поиски формы ради формы. Художественность рассматривается как средство более общей цели — преобразования мира. «Сущность ис­ кусства есть открывающееся посредством той или иной эстетической формы безусловное начало. Углубление смысла эстетики неминуемо подчиняет ис­кусство более общим нормам; в эстетике обнаруживается сверхэстетический критерий; искусство становится здесь не столько искусством ( texv ^), сколько творческим раскрытием и преобразованием существующих форм жизни. Идя таким путем, сталкиваемся мы с многообразием существующих

245. Дом 3-го Бассейного товарищества. Колодец внутреннего двора
Блок А. Собр. соч. в 8-ми т., т. 5. М.-Л., 1962,с . 370.
Толстой Л. Поли. собр. соч. в 90-тат., т. 30, с. 60,

П Белый А. Символизм. Книга статей. М., 1910,с . 10.

форм, приемов техники, не вмещающих смысла искусства, не вмещаемых в этом смысле» 293 . От искусства, ставшего «мистерией», «новым мифом», «теургическим действием», ждут уже не столько художественного познания, сколько реального пересоздания жизни. Такое требование предъявляют символисты современной драме, вышедшей, по словам А. Белого, из мисте­ рии и возвращающейся к ней. Та же мысль господствует в статьях Вяч. Иванова, едва ли не самого рьяного проповедника идеи соборности — типич­ но русской идеи всенародного духовного преображения. Ей же подчинил последние годы своего творчества Скрябин^ пытавшийся объединить цвет и звук, слить в духовном экстазе, в общем действии человечество и мистиче­ ским порывом, возвышением преодолеть несовершенство действитель­ ности. Мечтой о красоте, об «отрадном» и духовном, о приобщении к «род­нику» народного искусства живут художники, группировавшиеся в кружках Абрамцева и Талашкина.

Социальный пафос модерна (вновь дает о себе знать его изначальная диалектичность) неотделим от эстетизма, от апологии красоты, обращаю­щейся в массовом искусстве в руках посредственных мастеров в свою противоположность — в красивость. Социальная критика иногда вольно или невольно подменяется эстетической, социальный идеал — идеалом эстети­ческим, идеалом красоты.

Формальная усложненность композиционной системы модерна всецело вытекает из теоретической установки на преобразование жизни средствами

Белый А. Символизм, с. 199.

искусства, предусматривающей активное воздействие на природу каждого отдельного человека, поскольку модерн стремится к пересозданию всех людей через пересоздание каждого и потому вся сила его воздействия направлена на отдельную личность. Претензии модерна на творчество, пере­ создание жизни находят выражение в целенаправленности созидательного начала его формальной системы — в конструировании новых беспрецедент­ ных форм, выработке новых приемов, ритмов, тектоники. Но он изыскивает прежде всего такие средства, приемы и формы, которые воздействуют на чувства, эмоционально-бессознательную часть человеческого существа (еще одно проявление свойственного модерну конструирования идеала по методу отталкивания). В этом смысле модерн — искусство суггестивное, определяемое как эстетическое «со-чувствование»,через которое происходит как бы одушевление объекта своим «Я», объектированием себя, расшире­ нием своего «Я» за обычные пределы. Посредством гипнотического вну­ шения, предполагавшего полное сопереживание, архитекторы стремятся пе­редать пафос реального, но, кроме того, и более общий смысл, тот, что нахо­ дится за его гранью.

Иными словами, модерн — явление типологически родственное символиз­ му 294 . Форма в модерне также приобретает двойственность. Минуя интеллект, она апеллирует к чувству.

Опираясь навысказаннуюДостоевскимв«БратьяхКарамазовых» мысль, что безнравственно покупать блаженство человечества даже ценой слезинки одного младенца, модерн настойчиво разрабатывает концепцию искусства,

На близость символизма и модерна указывает Г. Ю. Стернвн. См. его кн.: Художественная жизнь России на рубеже XIX -ХХвв. М„ 1970, с.9

творящего духовную революцию, превращая проблему революционного преобразования общества в проблему мистическую, в проблему преобразо­ вания души 295 . Исключительная роль, отводимая искусству в деле преобра­ зования мира, связана с программным неприятием революции как средства пересоздания жизни.