|
В послепетровскую эпоху русская культура развивается в русле западноевропейской. Следовательно, объективные закономерности, рассматриваемые здесь, присущи и европейской архитектуре. Это общепризнано и не нуждается в специальной аргументации. Однако общность не есть тождество, и своеобразие русского зодчества 1830—1910-х гг. также не подлежит сомнению. В книге сделана попытка очертить хотя бы бегло, суммарно художественную систему русской архитектуры как нечто самостоятельное. Может быть, она несколько искусственно изолирована от европейского окружения. И все-таки такой подход представляется оправданным. Проблема своеобразия русской архитектуры в контексте одновременной ей европейской, диалектика общего и особенного, национального, взаимосвязей и взаимовлияний требуют самостоятельного исследования и в данном случае не затрагиваются совершенно сознательно.
Архитектура второй трети и конца XIX столетия по своим характеристикам входит в сферу архитектурной системы нового времени. Ее формообразующее отношение полезного и прекрасного основывается на механистичности соединения, самостоятельности и иерархичности соподчинения исходных начал. Конструкция и остов здания (конструктивная форма и форма функциональная), обусловленные чисто практическими нуждами и уровнем развития техники, существуют как бы в скрытом виде, образуют скрытую форму, трансформированную с помощью собственно архитектурных, художественных средств. Последние в свою очередь представляют систему, в определенной мере не зависимую от специфических особенностей отдельного сооружения — его конструкции, размеров, назначения.
Более подробно см. об этом: Кириченко Е.И. О закономерностях развития архитектуры (Опыт системного анализа эклектики и модерна). --Архитектура СССР», 1973 № 12, с. 42-50.
Художественное начало как бы материализовано в самостоятельной изначально заданной системе приемов и форм. Только с ними, не имеющими непосредственной связи с практически полезными элементами здания или бытовой сферой жизни, отождествляется прекрасное. Зодчеству нового времени изначально присущ дуализм. Польза и красота выступают не в органическом единстве, а как бы сосуществуют рядом.
Формообразующим закономерностям средневекового зодчества, которые О. Р. Мунц, выдающийся русский и советский зодчий, назовет «принципом архитектуры как строительства», противостоит в Древнем Риме, отчасти Древней Греции и архитектуре Возрождения принцип, условно квалифицируемый им же «принципом архитектуры как искусства»3. Архитектура Возрождения принесла «отказ от готической скелетности и переход к сплошным массивным кирпичным стенам. На смену каменному каркасу приходят кирпичная стена и кирпичный свод... Кирпичная конструкция играла необходимую, но все же явно служебную, подсобную роль по отношению к зрительно воспринимаемым фасадам. Она обладала чрезвычайной простотой в смысле практического исполнения, была вариабельна, могла поддержать любую внешность. На ее разработку архитектор не тратил большого количества времени и сил»4,
В этом таился потенциальный декоративизм, пренебрежение эффектами, которые можно извлечь из конструкции и пространственной структуры сооружения, опасность разрыва между «внешней» архитектурной формой и телом самого здания с его сложной внутренней структурой.
Но вплоть до эклектики эта опасность не ощущалась, не осознавалась и даже проявлялась недостаточно очевидно из-за иерархичности и закономерно следующей отсюда каноничности системы в целом, из-за визуальной архитектурности декора, зрительно конструктивного и тектоничного, строго и неукоснительно выдерживавшегося соподчинения архитектурных форм, как в пределах одного здания, так и применительно к зданиям разного назначения.
* Мущ О. Р. Парфенон или св. София? - «Архитектурно-художественный еженедельник». Пт., 1916, №2. с. 20.
'Бартенев И. А. Конструкция и форма в архитектуре. Л., 1968. с.60. 61.
Существование своего рода материального эквивалента красоты, безразличного к особенностям сооружения, порождает ряд устойчивых композиционных особенностей.
Во-первых, все непосредственно утилитарное надлежит тщательно маскировать или нейтрализовать. Это — предмет, недостойный искусства, низкая необлагороженная природа. Но бесполезное также не имеет права на существование. Поэтому изначально декоративной с чстеме художественных средств придается видимость конструктивной. Она метафорически изображает работу конструкции, имитируя одновременно и саму конструкцию. В этом состоит своеобразие архитектурного метода нового времени, который И.А.Бартенев определяет термином «изобразительность»''.
Со своей стороны, хотелось бы назвать ее «изобразительностью под видом конструктивности», «иллюзорным тектонизмом», «иллюзорно-тектонической системой».
Средством, помогавшим скрыть низменно утилитарную природу здания и представить работу заключенных в конструкции сил в облагороженно -художественном» виде, был ордер — детально разработанная система художественных средств.
Палитра выразительных возможностей ордера чрезвычайно широка. С его помощью создавались не только гуманистические композиции Ренессанса, величавые ансамбли классицизма. В сооружения барокко он вносил живописность, стремительность движения, создавал впечатление напряженности стихийных сил и могучей пластики объемов.
Ордер — основная, больше того, практически единственная стиле-образующая архитектурная форма, которой до начала XIX в. оперирует зодчество со времени Возрождения.
См.: Бартенев И. А. Указ, соч., с. 57-126.
Он великолепно отвечал требованиям этой системы. Сам будучи системой с тщательно разработанной шкалой градаций и соподчинения отдельных элементов и канонизированными пропорциональными соотношениями, достаточно абстрактный, не связанный непосредственно с определенной конструкцией и пространственно-планировочной структурой, он мог применяться к постройкам разного назначения и величины, безотносительно к различным строительным материалам (камню, кирпичу, дереву). Пропорции и формы ордера, соотнесенные с пропорциями человеческой фигуры, и самый характер применения ордера (он придается зданию, вносит в него гармонию и красоту) символизируют и воплощают гуманистическую доминанту мировоззрения нового времени (человек — мера всех вещей), рационализм и своеобразный монизм его истины — единственной и вечной. Ордер олицетворял идеал красоты, найденный в античности, забытый во времена средневековья и вновь воскрешенный Ренессансом. Ложная готика и другие направления не оспаривают ведущей роли ордера. |
.
страницы: |