 |
В первой части книги говорится о русской архитектуре 1830—1890-х гг. или в соответствии с принятой в отечественном искусствознании терминологией — об эклектике. На ее материале сделана попытка осветить три круга вопросов, рассматриваемых затем и во второй части. В первой главе анализируется композиционная система, во второй — система основных представлений и идей, воплощаемых в зодчестве и моделируемых им в качестве наиболее существенных с точки зрения миропонимания времени, в третьей — реализация композиционной и содержательной систем в реальной практике, архитектурные направления и наиболее яркие их представители (в их числе - М. Д. Быковский, К. А. Тон, А.И.Штакеншнейдер, А.М.Горностаев, В.А.Гартман, И.П.Ропет, Н.В.Султанов и другие).
КОМПОЗИЦИОННАЯ СИСТЕМА
ЭКЛЕКТИКА И НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ МИРОВОЗЗРЕНИЯ XIX В.
АРХИТЕКТУРНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ
Глава первая
КОМПОЗИЦИОННАЯ СИСТЕМА
К началу XX в. сложилось убеждение, что архитектура 1830—1890-х гг. — время глубокого упадка некогда великого искусства. По мере того как зодчество изживало приемы модерна, отрицательные характеристики и эпитеты, служившие ранее для оценки архитектуры 30—90-х гг. XIX в., механически переносились на сооружения двух следующих десятилетий. В 1930— 1950-е гг. такое представление о зодчестве второй трети XIX — начала XX столетия стало стереотипным. Лишь в последние 15—20 лет в нашей стране начали проводиться специальные исследования с целью понять и объяснить процессы, происходившие в архитектуре почти на протяжении столетия. Если в 1930—1950-е гг. в ней выделяли в качестве прогрессивных тенденции, связанные с освоением классического или национального наследия, то с середины 1950-х, напротив,—рационалистические, предвосхищавшие конструктивизм. Однако общая негативная оценка периода, несмотря на ряд оговорок, сохраняла свою силу. Мнение о нетектоничности его зодчества, о пренебрежении архитектурными законами, неправильном или неглубоком понимании и освоении прошлого оставалось неизменным и не изжито полностью по сей день.
Не вдаваясь в рассмотрение справедливости подобных суждений, хочется заметить следующее. Вольно или невольно, сознательно или бессознательно — это не имеет значения — русскую архитектуру 1830—1910-х гг. мерили мерками классицизма или шире — архитектуры, ведущей свое начало от Возрождения и базирующейся на античной традиции.
Не подвергая сомнению высокие художественные достоинства и непреходящее значение зодчества этих эпох, вряд ли можно признать правомочность применения одинаковых, причем достаточно узких и «внешних» критериев к явлениям, основанным на разных принципах. Иначе говоря, вряд ли следует считать правомерным признание одних явлений правильными, принимая их за норму, отклонение от которой само по себе является минусом и служит поводом к оценке определенного факта как неправильного или отрицательного. Более справедливым представляется подход, основанный на попытке реконструкции художественной системы, дешифровки архитектурного языка, которым владели зодчие и который понимали их современники. Если бы удалось хоть в какой-то мере воссоздать специальную систему приемов и средств, найти связь между применением определенных форм и их трактовкой, с одной стороны, понятиями и смыслом, вкладываемым в них, с другой, мы смогли бы нащупать нить восприятия архитектурных произведений их современниками, проникнуть в суть архитектурного образа, увидеть в постройках второй трети XIX—начала XX в., характеризуемых если не негативно, то с оговорками, поиски новых принципов формообразования, одновременно моделирующих и отражающих свойственное времени мировоззрение и художественное содержание. Думается, прав Б. Р. Виппер, высказавшийся против качественной оценки стиля, считая этот критерий допустимым лишь в отношении отдельных его начал и аспектов. «Стили ни до, ни после Возрождения не определяются декоративными формами, но как всякий стиль, суммируют в некоем зримом художественном единстве всю историческую специфику архитектуры, духовную и материальную. Стиль как понятие и художественная категория шире понятий «рациональный», «иррациональный». Можно говорить об иррациональных образах или началах, которые получили развитие, и рациональных началах (аспектах), которые развития не получали. Стиль не может быть ни глубоким, ни поверхностным. Он таков, каким его создало время»1.
Применявшийся до сих пор историками архитектуры индуктивный метод анализа и отмеченный определенной фактологичностью сравнительно-исторический подход, имевший дело преимущественно с «внешними формами», не касавшийся закономерностей связи между элементами, в полной
1 Виппер Б. Р. Несколько тезисов к проблеме стиля. -«Творчество», 1962, №9, с. 11-12.
мepe обнаружил свою недостаточность при исследовании таких феноменов, как эклектика и модерн. Своеобразие и нередко сущность этой архитектуры ускользали от исследователей, поскольку выражавшие ее формальные особенности не подходили ни под рамки представлений о единстве стиля, выработанных в послеренессансную эпоху, ни под нормы новых представлений, сформировавшихся в эстетике конструктивизма, также обладавшего визуальным единством.
Приблизиться к пониманию закономерностей архитектурных систем эклектики и модерна, думается, возможно лишь путем анализа принципов формо- и стилеобразования. Это позволит, отвлекшись от второстепенного, выявить в них общность, что сразу же сделает очевидным и различия. Беря за основу рассмотрения не архитектурную форму, но принцип формообразования или тип взаимосвязей между элементами, мы сможем понять причину применения именно этих, а не других приемов и форм.
|
.
страницы: |
рaдизайн
© 2005 /en
, ссылайтесь... 
