Есть в Москве дворики, которые время обходит стороной. Я люблю отыскивать такие. Вот и сегодня, в пурге тополиного пуха заблудилась вблизи Арбата. Дома обступили, взяли в полон. С трудом выбралась на Сивцев Вражек. Вздохнула свободней. Вот Арбатская площадь. По подземному переходу, мимо летучей торговли - пивом, котятами, экспресс-портретами - вышла на Никитский бульвар. Вот в этом дворике, скрытый зеленью, в бронзовом кресле - Николай Васильевич Гоголь. Заглянуть?

На высокий лоб падает позеленевшая металлическая прядь. Придавлен Николай Васильевич бронзой. Памятник, писали о нем, запечатлел Гоголя угрюмым, павшим духом. Но мне кажется, лицо Гоголя спокойно. Терзаний нет - лишь ироничное любопытство. К потомкам?

Эпизод сочтут выдуманным, но передаю его без всякой "литературы", стенографически. Две подружки-школьницы, стуча каблучками, ворвались в тополиную тень, хлопнулись на скамеечку неподалеку.

- Все, завтра последний экзамен, и...

В этом "и", в этом лице - ликующий приговор школе и забубенная жажда большой жизни.

- У тебя что?

- Литература. А, сдам!..

Гоголь заерзал в кресле, прислушался.

- Париться три часа будешь, - посочувствовала товарка. - В такую жару сочинение... Кстати, ты видела Светкино новое платье? Бой-френд подарил на выпуск. Ужасно дорогое.

- Ей не идет.

- Да? Мне бы пошло. А темы на завтра выдурили?

- Выдуришь тут. Клади на лапу. Где на всех наберешь? Да сказала - напишу. Вон, возьму какого-нибудь Гоголя...

- Хоть "Ревизора"-то читала?

- Да читала, читала.

- И про что там?

- Как один облом, его Миронов играет, приезжает в город, а там его за шишку принимают. Ну а он, не будь дурак, начинает клеиться к губернаторше и к дочке ее заодно.

Обе покатились со смеху.

Из библиотеки вышел молодой человек, глянул на хохотушек. Одна толкнула другую:

- Такой, что ли, облом-то?

- Не, этот в джинсах.

Опять покатились.

- Слушай, это он на тебя или на меня глядел?

- На обеих, как на губернаторшу и дочку...

- Ох, - зашлась со смеха товарка, - Кончай, Лидка. На обеих!..

- Ну, а потом обвенчается с губернаторской дочкой и смоется. А после все и откроется, ну, что он не ревизор, а просто погулять вышел.

- Охо-хо! Ой, не могу, - уже басом гудела подруга, - Я счас рожу от тебя!..

- Все, конец. На этом поставлю точку и сдам. Законных три балла... Вечером закатимся в "Метель", отпразднуем?

- Ты как, с Витюшей?

- Сдался он мне. Прохора знаешь, с Плющихи? Давно на "БМВ" подъезжает. Только мигни...

Они снялись. Гоголь остался. Сидел сирый, забитый тополиным пухом, и сокрушался про себя, как страшно далек от народа. Сожалел, что уже не в силах переписать "Ревизора", а может. Что не сможет вечерком подкатить на "Мерседесе"...

Где-то читала, что Гоголь со всеми его фантасмагориями умещается в семнадцать килобайт дискового пространства. А в Интернете варятся миллионы мегабайт. Но равен ли Интернет Гоголю?

Не можешь ползать по сетям, не сечешь в разных примочках и наворотах, не знаешь основного закона двоичности чисел - на тебя смотрят, как на недоумка.

К управлению миром рвется интеграл. А я не могу справиться с этим изогнутым многоэтажным чудищем. Не могу разложить его на множители, более того, подозреваю, что он и на множители-то не раскладывается...

Зато мой брат, вскормленный из той же бутылочки с соской, что и я, хрумкает эти интегралы, как леденцы. Его не колышет, что за вопросы задавал миру Гоголь. Заложи любую задачу в компяру, и задача будет расколота в секунды. Чего тут заходиться в рефлексиях...

Телефонный звонок.

- Здрассте, Леша дома, - интонация безапелляционная, не терпящий отлагательств.

Лешка выхватывает трубку, разговор разносится по всей квартире:

- Привет, Киря!.. Что у тебя? Угу... не загружается... Ну, а память есть на винте? Оперативки хватает? Какая операционка?.. А системные требования?.. У тебя, лопух, вирус, наверное. Проверял? Тогда погодь. Ну, сейчас объясню. Все драйвера должны быть прописаны в конфике, в автоэкзеке...

Чтобы все это записать вот сейчас, на живую нитку, моей "оперативки" еще хватило.

Месяца два назад Лешка с приятелем задумали сеть. Компьютерную сеть на весь дом. В их снах и мечтах наша 24-хэтажная башня на улице Яблочкова вся опоясана кабелями, обставлена компьютерами, модемами, конверторами и прочей дребеденью. Будь их воля, ребята собрали бы всех старушек и в несколько суток образовали их в квакеров и юзеров. Представляю, как баба Клава с нашей вахты впиливается через модем в квартиру и начинает запрашивать пароли недельной давности для допуска в дом моих ошалевших друзей.

Глава 2

Поезд подали на запасную платформу. Притулили на задворках Киевского вокзала. Полчаса не прошло, прибыл расстроенный своим опозданием Серган - брательник. Увидев родню, просиял. Но тут же принял сдержанный вид.

- Нет, на вокзале одиннадцать перронов, а они еще один изобрели...

Добрались до штаб-квартиры, точней, масипусенькой "малосемейки" Денисенко. На одиннадцати квадратных метрах Серега здесь проживает с отцом, матерью и сестрицей на выданье.

Оттирликал звонок.

- Ой, а кто це приехал? – Пампушки-щеки тети Ганны зарумянились улыбкой.

- Здравствуйте! - ответно зарадовались мы, высвобождаясь из-под сумок.

- Приехали! - Брови, углы губ на круглом милом лице тети Гали приподняты. - Ну, как дорога? Папа с мамой? Как дела?

Хорошо, когда на кучу вопросов можно откликнуться одним "хорошо". И задать свою кучу вопросов, чтобы получить ответное "хорошо".

- Проходите на кухню, исть готово. А я вчера из деревни. Дед с бабою огород пахают. Вас ждут. Маша звонила, пытала, чи не приехали. Еще нет, кажу. Сережа - тот вообще, говорил, як шо они не приедут, каждый день буду на вокзал бегать, встречать.

Здесь мало что изменилось с нашего прошлого посещения. Тетя Ганна и дядя Петро живут бедно. Ну не то чтобы совсем бедно, но новыми украинцами явно не стали. Все та же комнатка на четырех человек, скромна и аккуратна. Полки старенького серванта заставлены простенькими шкатулками, по которым годами копилась всякая мелочь - нитки, сережки, помады, таблетки, батарейки... На шкафах - далекие от старины иконки. Полка косо лежащих книг: тут и Марк Твен, и   "Рассказы о Ленине", и Новый Завет. Из роскоши - разве что хрусталь двадцатилетней давности, подаренный молодым в день свадьбы. Завершает обстановку доисторический, громоздкий телевизор "Славутич".

В ванной, сырой и темной, под зеркальцем сеструха пришпандорила разворот цветного журнала, с которого ободряюще улыбается Мерилин Монро.   В коротком коридоре - политическая карта мира с розовым румянцем СССР...

Массивная тетя Ганна ловко орудует в тесной кухоньке. Вмиг на столе появляются тарелки с молодой, обсыпанной юным укропом картошкой, салат, от души заправленный олиею, упитанная киевская колбаса, схваченная портупеей из бечевы... О, украинское застольное радушие!

Если нашей родней затевается жарка-готовка, она поразит любого. Все варится и печется в масштабах глобальных. Иначе не стоит и браться - больно велика орава едоков. Особенно в селе.

Просыпаюсь в Дударкове - в проеме высоких белых дверей, ведущих на кухню, мелькает мама, бабушка, мамины сестры – Варвара и Ганна. От стола к печи и обратно. На столе мука, тесто, противени.

А я лежу, нежусь в обширных, бездонных глубинах бабушкиных перин. Тяну носом вкусный воздух. Тяну на разные лады - то жадно, то едва-едва, раздразнивая рецепторы. Пятна солнца лежат на полу квадратами. В лучах роятся пылинки. Под шагами стряпух пол тонко поскрипывает.

Все! Это выше сил человеческих. Встаю и сомнамбулой двигаюсь на густые запахи.

- О, так проснулась? - Весело интересуется бабушка.

- Нет еще, - смеется мама, - Она у нас сова.

Рань ранняя, по моему разумению:

- Еще и десяти нет.

- А я, деточка, ложусь в одиннадцать, подымаюсь в пять. Коровку треба выгнать. - Говорит под прихлопы теста бабушка.

→ следующая страница

напечатать всё

дизайн сайта:

© 2005