Первый муж прабабки погиб в первую мировую войну. Приходит похоронка, свекровь дивчине: "Я тебе не родила, ты мне не родина, иди куда хошь". Маленький сын Петро сильно болел, умер маленьким.

- От второго мужа шесть родных деточек, а только четыре померло, осталися мы с Павлом. Павло тоже уже помер, шестидесяти рокив - лет - ему было, да где, меньше, до пенсии не дотянул. А вчился он в Университете, в Киеви, так такой голод был...

Павел хорошо знал немецкий. Попал в плен во время Великой Отечественной. Ноги были поморожены так, что ботинки лопнули. Вели на расстрел. Попросился по-немецки в туалет у конвоира. В живых остался, вылечили. Работал в Дударкове делопроизводителем. Ушел на передовую. Было много медалей. Но куда-то подевались...

- Заработала я колысь - когда-то - денег. Пошла до людины огород копать. У себя когда пашешь - туда-сюда, пошел на огород, потом отдышал, а тогда снова пошел. А у людины что? Надо копать и копать. Так пятерку заработала за тиждень - за неделю.

Черные ласточки уселись неподалеку на проводах. Они живут в сарае, у самой лампочки электрической. И птенцов там выводят...

- Хотела купить себе спидницю да кохту на праздник. Тут Павло приехал. Приду, говорит, после занятий, а есть нечего. Так почитаю, почитаю, укушу цибулю, чтоб во рту запекло, и спать ложусь.

Университет он окончил с красным дипломом...

- Так я перед ним похвалилась, что деньги заработала. А он говорит: "Соню, дай ты мне те пять грошей. Как выучусь, куплю тебе и платья, всего тебе накупляю, дай ты их мне". Заплакала я горько, да и дала ему деньги.

Что самые красивые платья, но через пару лет?

- Заплакала уже, конечно, не при нем. Так мне было тогда жалко себя, и Павла, и денег... Прихожу до сестры, прошу что-нибудь надеть, а она другой раз даст, а другой и не даст. "Ты мне, - говорит, - позаносишь все..." Дала когда-то юбку, такую красивую. А я за что-то зацепилась, не приметила и за что. Порвала.

Она замолчала. Задумчивые глаза наблюдали упрямый путь колорадского жука. Я проследила ее взгляд, щелкнула жука большим пальцем ноги. Болтая в воздухе босыми лапами, жук полетел в траву.

- Пошла с гулянья, зашила. Да так аккуратненько, может, никогда так не шила. Сижу в ночи при свече, шию. Отдала спидныцю, потом еще колысь зайшла. А она говорит, что мне чужое добро не впрок идет. Да только юбку швырнула. Я ее сложила: «Не надо мне, - говорю, - ничего». Утикла за хату, сама плачу, слезы так и льются. Хочу перестать и не могу, такая стыдобушка. Приходит сестра: «Соню, да ты прости мне, выбачай. Возьми платье». Обнялися мы с ней, я плачу, она плачет – страшне, - говорит бабушка, а сама смеется.

По лавке подходит кот. Ухом припадает к бабушкиному круглому плечу. Ее животные любят, а деда побаиваются.

- Шо, Кыцьян? – Кисьяном кота назвали мы, дети.

- Чуешь, - вдруг вспоминает бабушка о важном, да таком, что трогат меня за руку.

- А? – заинтересованная ее непривычно быстрым движением, выдыхаю я.

- Кыцьян-то... Картоплю я ему и так и сяк давала, и жарену, и варены. Что сами едим, то и ему. Так не ест. А тут вкинула в миску картоплю с печки, так что ты думаешь? Изъив! Бачила ты такое? Что оно понимает? – Удавляется на кота. Усатый ластится, с удобством устраивается на ее коленях.

- Вы войну застали? – спрашиваю – возвращаю к разговору.

- Мне тогда было двенадцать лет, когда почалася. Всякого натерпелись. Было, пошла я тоже до сестры, а тогда идти назад, дала она мне бутылку горилки та какую-то еду домой в корзинке. Иду, гляжу – стоит немец. В форме. Я скоренько мимо него шмыгнула, а вин мне кричит: «Стой!» Слышу, а только претворяюсь, что ничего не чую. Он тогда: «Стой, а то стрелять буду!»

- По-немецки?

- Ни, так. Подходит он до меня. «Что, - говорит, - несешь, отдай. Откуда идешь, кто такая? Где твий батько?» «Я, - говорю, - с матерью живу, батька у нас нету, а иду от сестры». «Поедешь, - говорит, - до нас в Германию». Нащо, пытаю. Отвечает, працювать.

- Предлагали работать?

- Предлагали...

- Кто-нибудь соглашался?

- Соглашался. А не согласен – увозили так, и без ниякого согласия. Богатсько наших из села работало у немцев. Уже сейчас им дали деньги за ту работу – правительство Германии. Вон той же Нинке, что на Московской улице живет, - она махнула рукой в ту сторону, - у нее чоловик - муж - работал у немцев. Недавно заплатили шестьсот гривен, это считай триста долларов. Так спрашивали, или вам в марках отдать, или в долларах.

- Что тот немец, который с вами говорил?

- Что он? Да какой он немец - доброволец. "Повезем, - говорит, - в Германию".

- А вы?

- Я согласилась для виду. Повел он меня к камендатуре - до какой-то хаты, где они стояли, так он попереду идет, а я сзади. Он на порог, я - назад, через заросли, за хату. А там осока, а у меня ноженьки босы. Бегу - сколько духу, лечу, ничего не чую. Он же побачил, что меня нет. Как заорет: "Стой, стой!" да только бах, бах - выстрелы.

- Он в вас стрелял? - С ужасом спросила я.

- Ну да не знаю, или в меня, или вгору - вверх - я так бежала, сколько было духу. Прибегаю назад до сестры. Она: "Ой, что ты такая белая, ой, где это ноги в кровь посекла?" "Если бы, - говорю, - вы знали, что со мною случилось..." До дому идти боюся. Пошла другой дорогой. Матери все расповила - рассказала. "Что ж, поди в окопе сховайся," - она мне говорит. Да я и пошла. У нас окоп был тогда. Полежала трохи - немного. Посидела. Неймется мне. Я взяла мешок да покрывало, пошла в калачи. Такие высокие росли у нас тогда калачи, будто нынче будяк. Легла там, а только что-то сумно и страшно. Где-то час я там пробыла, может и больше или меньше, да что-то мне вступило. Быстро встала, взяла покрывало, пошла до дому, бо не могу никак. Оглянулась - ма-атушки! В меня и до сих, как вспомню, мурашки по коже побегут, сердце захолонет. Через калачи наши, как раз по тому месту, где я лежала, немец на коне проскакал. Или то Бог меня надоумил, или что то было... Не знаю, - ее передернуло от этого воспоминания.

- Бабушка, вы сказали, немец был добровольцем, - вдруг поняла я.

- Конечно что добровольцем, бо он украинский язык знал. Тогда много кто был у них добровольцем. Полицаи были... - Вздыхая, она поднялась, пошла доить корову. - Ни хвилиночки нет свободной...

Выплеснув темную мутную воду из таза, я отправилась к колонке полоскать джинсы.

Глава 13

Верещит радиотрубка. Стараюсь не реагировать на этот пульт дистанционного управления людьми. Когда на месте кто-то из домочадцев, прошу их отвечать, дескать, сплю или гуляю. Лешка обычно кивает и забывает о просьбе. Мама вздыхает. А папа:

- Договорись лично.

- О чем?

- Ну, что спишь или гуляешь.

Какой же он голосистый, этот телефон.

- Привет. Что трубку не снимаешь?

Что-то внутри дрогнуло.

- Я тебя не узнала.

- По телефонному звонку? - Смеется Никита. - Увидимся сегодня?..

Увидеться или нет? Вот если бы сгущать время, как молоко, и разгущать его, когда нужно...

Ладно, решено. Еду.

Необычно медленно ползет своей норой метрошная гусеница. Люди какие-то вялые. Покачиваюсь в такт вагону - лень держаться. Медленно иду по переходу. Плыву по теченью.

Беловолосый старик с шапкой-ушанкой в руке. Протягивает ее:

- Подайте!

Я поспешно достаю из кармана деньги. Последние. Негусто. Он пристально, неотрывно смотрит на меня глазами неопределенного цвета. Зря я согласилась с Никитой встретиться. Зря. Старик хмурит серые брови. Надо вернуться в квартиру и отключить телефон. И ключ - на три оборота.

- Взгляд не отводи, дочка. - Тихо говорит старик, приблизившись и дыша луком. - Это поможет в жизни. Так вот и смотри в глаза людям. Подмигивает, как сообщнице.

- Следующая станция - Маяковская, - произносит голос ниоткуда и никому.

Никита стоит у колонны. Подхожу - почему-то на ватных ногах.

- Извини, опоздала. Все как-то медленно сегодня.

- Ничего.

Каким тоном он это сказал? Небрежным? Невозмутимым? Спокойным?

- Знаешь, у меня совсем немного времени... - говорю извиняющимся тоном.

- Не беспокойся.

Сухо, как конвоир. Заглядываю в лицо - глухо.

Мы в каком-то дворе, под деревом. На гравии - тени, окурки, прошлогодние листья. Никита усаживает меня на скамейку, возвышается, суров и неколебим. Забавно.

- Такие разговоры обычно не длятся долго. Извини, что по глупости нарушил твое расписание дня, - начинает он.

→ следующая страница

напечатать всё

дизайн сайта:

© 2005