В речи моей "подкиевской" родни причудливо и лихо соединяются украинские и русские слова. Диву даешься, как мы вообще понимаем друг друга. Впрочем, ведь и москвичи напрасно уверены в исключительной правильности своей речи. И я была уверена. Пока случай не заставил услышать себя со стороны.

Наша дорожная поклажа тяжела, словно поклажа верблюдов. Казалось бы, что нам с Лешкой нужно взять с собой деревню? Карман с мелкими деньгами - ничего больше! Но мало-помалу набралось с полтонны разного скарба. Родня ждет московского гостинца, и хочется всех порадовать.

- Может, машину поймаем? - Закинул удочку Лешка. Хорошо закинул, со свистом. Клюнуло. Гулять, так гулять...

- Такси? - Телепатически возник ниоткуда владетель автомобиля -низенький, аккуратный старичок.

- Сколько? - Вонзили мы в него испуганные взгляды.

- Девять гривен, - не менее испуганно произнес он.

- Пять! - Отрубили с угрозой.

- Восемь, - как бы оправдываясь, ответствовал возница.

- Шесть. - Возопили мои мелкособственнические инстинкты.

- Семь, - прошептал извозчик, закрывая глаза.

- Йохо! - Победно вырвалось у Алешки. - Поехали!

Я подосадовала: можно было скостить и до пяти, если б не этот Алешка.

Машина была припаркована неподалеку, и мы, сжав зубья, ухватили багаж. Впереди мельтешил водитель, предупредительно огибая прохожих с искусством хорошего штурмана. Впрочем, старичок ухватил самую увесистую сумку и нисколько не затруднился этим обстоятельством.

И вот мы предстали перед машиной времени. Давнего времени. Перед нами, вростая колесами в асфальт, стоял заматерелый железный монстр-мутант, покрытый чешуей окаменевшей грязи. Когда-то, юным автомобильчиком, не нюхавшим жизни и старого масла, он имел синий окрас.

- Марка "Жигуль", - заметив мой естествоиспытательский интерес, не без гордости отрекоммендовал скакуна владелец, - таран, а не машина.

В утробе этого пост-индустриального чудовища мы летели по Киевским улицам. Под колесами шепелявила брусчатка.

- Красивый город! - Для затравки выкрикиваю сквозь всхлипы мотора.

- Еще бы, - незамедлительно отзывается рулевой, - дуже красивый город. А вы здесь первый раз?

- Каждый год...

- С Москвы?

- Как угадали?

- Дак у вас же акцент...

И дед со знанием дела разложил всю фонетику и семантику московской речи. С ее насилием над "а", "о", "г", не говоря уже об ударениях.

- Ну, вообще-то мы не совсем москвичи, - пошла я почему-то на попятный. - Мы родом с Дальнего Востока. И наполовину сибиряки с братом. А на остальную половину - украинцы.

- Ах, девушка, украинцем нельзя быть наполовину. - Опять прищучил водитель.

- Да вы часом не из УНА-УНСО?

- Зачем же УНА? - Обиделся наш киянин. - Вовсе нет. Просто я украинец! До седьмого колену. Только не тот, шо на митингах шумит. Как думаешь, дочка, Тарас Бульба ходил бы на митинги?

- Думаю, нет.

- Вот и я так думаю.

Далее реинкарнация Тараса Бульбы заговорила почему-то о своем сыне, судя по всему, чуть ли не об Андрийке.

- Учиться не хочет, только "телик" ему подавай. Да этот ваш... "видик". Или "видак", а? "Видик" - раньше употреблялось в значении "вид". Например, вот из окна машины - недурной видик. А вам такое скажешь, разве поймете? Вот и мой хлопець. "Тусовки" ваши всякие. Ну, конечно, плюс деньги на карманные расходы. Куды вы их тратите, на шо? Ох, как своим-то родичам в копеечку влетаете - будьте уверены. Или как вы там у себя в Москве их зовете, "предки"?

- Почему "предки"? Родители...

- О, - иронично оборачивается обличитель, - "Я у своего родителя десятку стрельнул" - так, что ли, это звучит?.. А вот есть у вас новое слово. Как его... "Догнаться". Может, вы мне его растолкуете? Мой не хочет. Ты, говорит, папаша, тоже своим предкам кой-чего не договаривал.

- А не сказали вы ему: "А ну, повернись, сынку. Экий смешной ты..."

- Это из "Тараса Бульбы"? - Смекнул водитель. - Ох и лукавый вы народ, молодежь...

За пределами Киева враз открылись поля, окаймленные лесополосами. Поплыли яблочные сады. Даже во рту вдруг явился кислый, терпкий вкус недозревшего яблока - холодного, крепкого, круглого...

И вот наконец на обочине дороги мелькнула белая табличка: "ДУДАРК I В".

- Все-то смешки вам, молодым. – Не унимается водитель. - Хлебом не корми, дай над стариками посмеяться. Ничего, ничего, станете сами "предками" - поймете...

В Дударкове после Москвы и Киева и дома пониже, и асфальт пожиже. Посреди улицы Крупской, со слегка покосившимся зеленым забором, все та же вековечная лужа. Через забор свешиваются круглолистые ветви разросшихся сливовых деревьев. И когда они успели вырасти?

- Вы, ребята, берегите своих-то. - На прощание еще успевает наставить водитель. - Вы для них единственные, обормоты.

Хата деда с бабой утонула в вишнях. У лавочки, заросшей желтыми цветками, - шелуха семечек. Шелестят, бушуют тополя - ветер гонит зеленые волны...

Родная шелковица у колонки... Здесь мы проводили немало времени, оббирая пахучие ветви. Клевали сочные вкусности, как шпаки-скворцы. Земля усеяна темно-синими кляксами. Губы после шелковиц тоже синие. Можно нарисовать на лице полосы и, улюлюкая, гоняться за враждебным племенем диких курин-каран-кунтов. Попадет, однако, если заслышат возмущенное кудахтанье.

Нам никогда уже не удастся стать понимающими и понимаемыми, как прежде. Тогда наши волосы и глаза были светлыми. Мы стемнели. И не только внешне. В наших телах не осталось ни одного атома с той поры, они заместились другими. И атомы наших душ?

- Грустно все это, правда?

- Да нет, - быстро ответил Лешка, он, показалось, понял, о чем я.

Серега приподнял брови.

- Трошки есть, - наконец вздохнул он.

→ следующая страница

напечатать всё

дизайн сайта:

© 2005