Архивная версия / archive version:

Проект «Архи всЁ» переехал на сайт www.cih.ru
This project was moved to the www.cih.ru

данная версия не обновляется и может быть недоступной через некоторое время

^{см. также: СНиПы | Архитектура | Бионика | Новости | Строительство}

Вы можете найти необходимую информацию на сайте cih.ru / You can find the necessary information on the cih.ru website:

Затем начинает звучать еще одна характерная для эклектики тема, как и восхищение готикой, навеянная романтизмом, — внимание ко всему необычному, странному, экзотическому. Во времена кавказской и турецкой войн интерес к загадочным, неизвестным доселе странам Востока вырос чрезвычайно. Гоголь без обиняков называет и практическую пользу, кото­ рую может дать изучение восточной архитектуры: «Есть родник, о котором едва знают, что он существует; есть мир совершенно особенный, отдель­ ный, из которого менее всего черпала Европа. Это — архитектура восточная» 66 .

Чтобы, однако, не возникало сомнения в существе пропагандируемого им метода, Гоголь заключает: «... архитектор-творец должен иметь глубокое познание во всех родах зодчества. Он менее всего должен пренебрегать вкусом тех народов, которым мы в отношении художеств обыкновенно оказываем презрение. Он должен быть всеобъемлющ. Но главное должен изучить в идее, а не в мелочной наружной форме и частях» 67 .

Гоголь едва ли не первый в России сформулировал положение, что изучение прошлого есть столбовая дорога современного зодчества. Причина упадка классицизма, утверждает он, в однобокости, узости, нетерпимости. Возрождению архитектуры должны помочь знание, терпимость, преодо­ ление предрассудков о нехудожественности неевропейской и неантичной архитектуры. Как типична эта аргументация и как стойко будет она повторяться на протяжении почти столетия во всем, вплоть до оговорки, что следует постигать идеи, а не формы!

Эклектика, по Гоголю, может быть также одним из средств просвеще­ ния народа. «Архитектура — тоже летопись мира: она говорит тогда, когда уже молчат и песни и предания и когда уже ничто не говорит о погибшем народе ... пусть же она (современная архитектура. — Е. К.) хоть отрывками является среди наших городов в таком виде, в каком она была при отжившем уже народе, чтобы во взгляде на нее осенила нас мысль о минувшей его жизни и погрузила бы нас в его быт, его привычки и степень понимания и вызвала бы у нас благодарность за его существование, бывшее ступенью нашего собственного возвышения» 68 . И далее: «Мне прежде приходила очень странная мысль: я думал, что весьма не помешало бы иметь в городе такую улицу, которая вмещала в себе архитектурную летопись...

" Гоголь И. В. Собр. соч., т. 6, с. 41. "Там же, с. 49-50. "Там же, с. 52. "Там же, с. 57. "Там же, с. 59.

Эта улица сделалась бы тогда в некотором отношении историею развития вкуса, и кто ленив перевертывать толстые томы, стоило бы только пройти по ней, чтобы узнать все» 69 . (Самое любопытное, что такая улица действительно была построена на Всемирной выставке в Лондоне.)

Просветительская идея здесь неотделима от историзма, романтический восторг перед готикой — от рационалистической апелляции к знанию. Истый человек своего времени, Гоголь не устает восхищаться прогрессом науки и техники, предсказывая будущность новым материалам и конструкциям. «В нашем веке есть такие приобретения и такие новые, совершенно ему принадлежащие стихии, из которых бездну можно заимствовать никогда не воздвигаемых зданий. Возьмем, например, те висящие украшения, ко 7 торые начали появляться недавно... если целые этажи повиснут, если перекинутся смелые арки, если целые массы вместо тяжелых колонн очутятся на сквозных чугунных подпорках, если дом обвесится снизу доверху балконами с узорными чугунными перилами, и от них висящие чугунные украшения, в тысячах разнообразных видов, облекут его своею легкою сетью, и он будет глядеть сквозь них, как сквозь прозрачный вуаль, когда эти чугунные сквозные украшения, обвитые около круглой прекрасной башни, полетят вместе с нею на небо, — какую легкость, какую эстетичес­ кую воздушность приобретут дома наши!» 70

В теоретическом признании за новыми материалами, конструкциями, за новой функциональной формой, пространственно-планировочной струк­ турой эстетической выразительности, в умозрительном признании возможности их воздействия на характер композиции сооружения отражен факт объективно возросшей роли конструктивного и функционального начал в общей системе архитектурного проектирования.

" Гоголъ Н. В. Собр. соч., т. 6, с. 59. '"Там же, с. 60.

С Гоголем солида­ ризируются все сколько-нибудь пишущие пионеры эклектики — К. А. Тон, И.И.Свиязев, А.П.Брюллов. До поры до времени оно не противоречит, а главное — не подрывает основ эклектики. Формы «русского» или «готи­ ческого» стилей или «стилей», базирующихся на античности, новые средства гармонизации композиций (равнозначность, равенство, равноак-центность) традиционных (главной оси и симметричного построения), восхищение изобретением новых конструкций и формированием новых пространственно-планировочных структур, наконец, даже признание за функцией или конструкцией значения стилеобразующего фактора на протяжении XIX в. еще не связывается с пересмотром стилеобразующего отношения полезного и прекрасного. Двойственность архитектурной сис­ темы, основанной на механистичности формообразующих отношений, оста­ ется в силе. Другое дело, что, переживая период дезорганизации, соп­ ровождающийся утратой монизма и разрушением иерархичности, архитек­турная система нового времени в период эклектики утрачивает целостность не только фактически, но и чисто зрительно.

Почти одновременно с Гоголем с апологией готики и критикой акаде­ мизма выступил П.Я.Чаадаев. Как и у Гоголя, в основе его эстетических симпатий лежат этические и социальные мотивы — неприятие официальной установки на создание полезного самодержавию искусства, официального оптимизма и успокоенности, программного нежелания и боязни перемен.

Образ николаевской России сливался, по выражению Герцена, «в одно фантастическое лицо какого-то колоссального чиновника», «тысячерукое, тысячеглазое и вездесущее начальство, взявшее на себя руководство всеми сторонами жизни многомиллионного народа и с самодовольством повторяв­ шего свое традиционное <все обстоит благополучно ... Всюду водворялся, казарменный порядок и тишина кладбища» 71 .

Официальный патриотизм николаевского времени находит выражение в классической формуле Бенкендорфа: «Прошлое России — восхитительно, настоящее — более чем великолепно, что же касается будущего — оно превосходит все, что может представить самое смелое воображение» 72 . Этим закреплялось все сущее, прогресс объявлялся ненужным, евро­ пейские добродетели — пороками, основной российской добродетелью — покорность и подчинение.

Таков эстетический и социологический смысл официального охранитель- ства: отдельной личности предписывалось мыслить и действовать по цирку­ ляру. Поэтому с непонятной теперь страстностью мыслящая Россия 1830— 1840-х гг. утверждает идею развития.

В противовес казенному утилитаризму рассуждений Ф. В. Булгарина Пушкин презрительно клеймит всех, пытающихся оценить «на вес» «ку­ мир Бельведерский»; ссыльные декабристы А. И. Одоевский и В. К. Кюхель­ бекер подчеркивают практическую, бесполезность искусства;

"Цит. по статье: Сакулин П. Н. Русская литература во второй четверти XIX в. - В кн.: История России в XIX в., т. 2. Спб., 1907, с. 443. 7г Цит. по кн.: Иванов-Разумник В. Л. История русской общественной мысли, т. 1. Спб., 1914, с. 172.