Материалы были опубликованы в исследовании венского профессора-архитектора Георга Нимана (принимавшего когда-то участие в экспедиции Конце на Самофраку) 58. Более широкий размах приняли исследования дворца Диоклетиана после первой мировой войны, когда Далмация со Сплитом стали частью Югославии (они возобновились после второй мировой войны и продолжаются и в настоящее время).

Так по всему древнегреческому миру до самых отдаленных его уголков и на всей территории мировой Римской империи до ее восточноевропейских и североафриканских провинций путешественники, а вслед за ними археологи и архитекторы открывали, раскапывали, исследовали и восстанавливали (на бумаге, а иногда и в натуре) памятники архитектуры. И по мере того как расширялись масштабы работ по их фиксации, инвентаризации, каталогизации и публикации, все увереннее чувствовали себя историки и теоретики архитектуры, взявшие на себя задачу делать окончательные выводы и обобщения, определять хронологию отдельных памятников и целых школ и направлений, находить их место, прослеживать их развитие, устанавливать связи и давать стилистическую и художественную оценку. Нельзя было упускать ни одного из многочисленных изданий, описывавших результаты экспедиций, несмотря на то, что в отчетах, увражах и публикациях другого рода было много не имеющего, казалось бы, прямого отношения к архитектуре как таковой, ее истории и теории.

Материалы были трех родов. Фиксировались и воспроизводились художниками-рисовальщиками, самими археологами и архитекторами (а позднее при помощи фотографии) все, сохранившееся на поверхности земли и обнаруженное раскопками под землей. Сырой материал превращался частично в чертежи, выполненные по обмерам, служившие своего рода полуфабрикатами для готовой продукции — то есть для реставраций и реконструкций памятников, выполнявшихся на бумаге, а иногда и в натуре. Историку и теоретику необходимо знакомство не только с сырым архитектурным материалом, но и со всей добычей раскопок: с живописью и скульптурой, которые часто тесно связаны с архитектурой, с надписями, уясняющими исторические факты, с керамикой, помогающей уточнению хронологии и определению стиля — так, открытие «геометрического стиля», существование которого Конце доказал на вазах, имело большое значение и для архитектуры. Большого внимания требовали конструкции и строительные материалы, что доказывали исследования: «Порос» Виганда, наблюдения Дёрпфельда в Трое и Тиринфе, открытия Дресселя и Шеданна в римском Пантеоне. Так, памятники архитектуры острова Корфу, отнесенные Земпером и другими к самой глубокой древности, оказались гораздо более поздними:

скобы, какими скреплялись отдельные блоки постройки, как было выяснено, применялись греками лишь в эпоху эллинизма.

56 Georg Kowalczyk. Denkmaler der Kunst in Dalmatien, I—II, Berlin , 1910.

57 R. Adam. Ruins of the Palace of the Emperor Diocletian at Spalato in Dalma-tia. London , 1764.

58 G. N i em a n n. Der Palast Diocletians in Spalato. Wien, 1910.

Для дальнейших исследований материалы первого рода наиболее надежны: в археологических работах все увереннее применяются новые научные методы и все большее значение приобретает роль архитектора.

К материалам второго рода приходится относиться с осторожностью:

неточные обмеры приводят к неправильным выводам. И особая внимательность необходима при обращении к материалам третьего рода:

число убедительных опытов реконструкции сильно уступает числу проектов, в большой степени произвольных (хуже всего, когда такие проекты осуществляются в натуре, как это было с реставрациями Виолле ле Дюка и Канины).

Обмеры XIX века пополнили библиотеку увражей, которая составлялась в течение нескольких веков. Некоторые из старых трудов не только до наших дней сохранили ценность, но остаются образцовыми и теперь. Отличаются точностью обмеры памятников древнего Рима,'выполненные Палладио и включенные им в «Четыре книги об архитектуре» (но фантастичны некоторые из его реконструкций). Увраж Антуана Дегоде (XVII век), отличающийся точностью и красотой гравированных чертежей, достоин блестящей эпохи короля Людовика XIV, по поручению которого он был выполнен. При изучении архитектуры древней Греции нельзя обойтись без изданий «Общества дилетантов» с гравированными таблицами, не менее точными, чем гравюры Дегоде, но выполненными в другой манере, более строгой, но не менее изящной. Неточности прекрасных офортов Пиранези с изображениями пестумских храмов исправляются обмерами Кольдевея и Пухштейна, составляющими упоминавшийся увраж.

В XIX веке работы подобного рода были широко дополнены стипендиатами. (или, как их называют французы, пенсионерами) Французской академии на римской вилле Медичи. Выполненные в одной приятной манере (с отмывкой), чертежи молодых архитекторов выходили в свет увражами (без указания года издания) под редакцией сначала д'Эспуи, а затем Сера59 (обмеры в них обычно точны, реконструкции не всегда убедительны). Более устарели огромные увражи Канины (часто к тому же неточные в цифрах), где он пытался охватить архитектуру и Греции, и Рима, безнадежно устарел и текст к таблицам 60. Им можно противопоставить безукоризненные по точности и выполнению «Архитектурные исследования» Сергея Иванова, посвященные памятникам Помпеи и термам Каракаллы, дополняющие греческие исследования русского архитектора 'и не уступающие им высокими качествами61.

Текст архитектурных увражей носил обычно описательный характер. Но после появления трудов Виолле ле Дюка и Земпера делались и другие попытки решения проблем, связанных с архитектурой как искусством, в целях художественной оценки памятников. Такова проблема пропорций, значение которых для архитектуры с давних пор привлекало внимание исследователей.

59 Н . d'E s р о и у . Fragments d'architecture antique d'apres les releves et restaura-tions des anciens pensionnaires de 1'Academie de France a Rome . Paris, s. a.; Monuments antiques, releves et restaures par les architectes pensionnaires de 1'Academie de France a Rome . Notices archeologiques par G. Seure. Paris , s. a.

60 L. С a n i n a. L'Architettura antica, I—VIII. Roma, 1834—1843.

61 См. «Архитектурные исследования С. А. Иванова, изданные Германским археологическим институтом. Вып. II. Помпеи. С пояснительным словом Августа May. Берлин, 1895; Вып. IIJ. Термы Каракаллы. С пояснительным словом Христиана Хюльзена, Беолин.1898.

По-разному объяснялось явление, впервые зафиксированное в 1851 году Пенрозом в его «Исследованиях афинской архитектуры». Он обратил свое внимание на так называемые курватуры в некоторых памятниках древнегреческой архитектуры, состоящие в отклонении от правильной геометрической схемы, положенной в основу их композиции. Так, в Парфеноне неправильности начинаются с искривления (курватуры) фундамента. К ним относятся и неравномерные утончения колонн храмов, утолщения их угловых колонн и наклон их к центру постройки, различные расстояния между колоннами, наклон всего фасада в ту или другую сторону, искривление линии антаблемента и т. д. Курватуры, подмеченные еще Витрувием, странным образом игнорировались в течение многих столетий и были подробно описаны лишь в середине XIX столетия Пенрозом. И Витрувий, и Пенроз сводили их к поправкам оптических искажений, вызываемых несовершенно устроенным человеческим глазом. Позднее тому же явлению давались и другие объяснения: высказывались мнения, что утолщения и наклон угловых колонн — это конструктивные приемы для обеспечения наибольшей устойчивости здания, а курватуры фундамента Парфенона — результат его осадки (хотя Парфенон выстроен на скале) 62.

Наиболее тонким следует признать наблюдение Я. Буркгардта, давшего на первых страницах своего «Чичероне» такую характеристику пестумскому храму Посейдона: «Если острым глазом взглянуть вдоль фасада, то во всей постройке не обнаружится может быть ни одной математически прямой линии. Прежде всего возникает мысль о неправильных расчетах и результатах замлетрясения, либо чего-нибудь в том же роде. Но если встать у правого угла переднего фасада так, чтобы венчающий карниз длинной стороны виден был в сокращении, увидишь такой его выгиб на несколько дюймов, какой мог получиться лишь преднамеренно. Нечто подобное обнаружится и в дальнейшем. Все это проявление того чувства, которое потребовало и утолщения колонн в стремлении раскрыть повсюду в формах, какие только кажутся математическими, биение пульса внутренней жизни»63.