«Не флорентийским архитекторам Брунеллеско, Микелоццо, Альберти и другим, а иностранцу, далматинцу, принадлежала слава стать первым настоящим ренессансным мастером на итальянской почве» (речь идет опять о Лучано Лауране) 142.

Еще в 1889 году с докладом, вышедшим затем отдельным изданием под заглавием «Лаурана как основатель архитектуры Высокого Ренессанса», выступил маститый мюнхенский историк искусства Франц Ребер. Доказательством его основного положения был не только архитектурный анализ урбинского дворца, но и литературные материалы об уроженцах Урбино—Браманте и Рафаэле и о далматинце по происхождению Лауране (в частности, диплом о назначении его главным архитектором герцога Федериго 143). Горячим последователем Ребера стал Гофман, наглядно показавший архитектурные достоинства Палаццо Дукале (а также дворцов в Губбио и Пезаро, связанных с творчеством Лаураны) 144.

141 Bernhard P a t z a k. Palast u. Villa in Toscana Versuch einer Enitwicklungsee-schiohte, Bd. I—III. Leipzig, 1908—191i2.

142 Этот вывод был закономерно подготовлен историей атрибуции урбияского дворца. Джордже Вазари в своих «Жизнеописаниях» безоговорочно назвал автором урбинского дворца архитектора Франческо ди Джордже. Первым в этой атрибуции еще в l827 г. усомнился Карл Румор, в своих «Итальянских исследованиях». Он напомнил о ненадежности сведений Вазари, который, по-видимому, никогда не был в Урбино, подчеркнул, что Франческо ди Джордже, который был по преимуществу строителем крепостей, по собственному признанию, сделанному в архитектурном трактате, построил в Урбино только конюшни. Румор отвергает авторство Франческо ди Джордже и называет двух возможных строителей герцогского дворца: «Луциана из Лаураны в Далмации» и Баччо Понтелли (Пинтелли). К открытию Румора многие отнеслись недоверчиво.

Поверил Вазари и Бурктардт, также не видевший дворца в натуре. В первом издании «Чичероне» он с сожалением замечает, как трудно попасть в Урбино, где «Чекко ди Джорджо построил знаменитый герцогский дворец». Лишь .в последних изданиях «Чичероне» авторство возвращено Лауране. Дурм, не вдаваясь в подробности, приписывает дворец Баччо Пинтелли.

143 Fr. R е b е г . Laurana als Begriinder der Architektur der Hochrenaissance Munch en, 1889.

144 См. CH. 140.

В тексте своего труда он попытался, кроме того, разграничить деятельность в Урбино Лаураны, Франческо ди Джордже, Баччо Понтелли (второй приехал позднее, участие в строительстве третьего было ничтожным). Дальнейшие выводы сделал Пацак.

Проблема периодизации архитектуры Ренессанса не решена окончательно и в наши дни. Не созданы до сих 'пор обобщающие труды, выясняющие другие вопросы, связанные с архитектурой Ренессанса и барокко как в европейских, так и во внеевропейских странах. Лишь подготовкой к ним можно назвать соответствующие тома начатого после первой мировой войны Фрицем Бургером большого издания, где об архитектуре Ренессанса и барокко писали Виллих, Цукер и Бринкман, а также пять томов «Истории итальянского искусства» Адольфо Вентури, вышедших в свет также после первой мировой войны: два из них 'посвящены архитектуре кватроченто, три — архитектуре XVI века 145.

 

Проблемы современности. Градостроительство

С января 1890 года в журнале «Коммонуил» 146 начал печататься утопический роман Уильяма Морриса (1834—1896), вышедший отдельным изданием в 1891 году под заглавием «Вести 'ниоткуда, или эпоха спокойствия» 147.

В романе раскрывается во всей широте мировоззрение автора, излагаются его взгляды, как политические, так и эстетические, его представления о будущем человечества и о месте в грядущем свободном мире искусства и, в частности, архитектуры. В своем утопическом романе Моррис облек в художественную форму свои главные идеи. Но для того, чтобы понять и оценить его деятельность в области искусства, необходимо вспомнить и некоторые факты его биографии. Детство его было безмятежным. Он не боялся нужды, так как имел состоятельных родителей—отец его был преуспевающим коммерсантом. Ученье давалось •ему легко, он рано научился читать и скоро любимым его чтением стали романы Вальтера Скотта. На всю жизнь у Морриса осталась любовь а средневековью, не только к дорафаэлевскому искусству, но и к быту и укладу жизни Средних веков, представлявшимся из мрачной, прокопченой дымом фабрик викторианской Англии озаренными ясным сказочным светом. Это был тот медиевизм, идеализировавший средневековье, которому отдали дань и Карлейль, и молодой Дизраэли, и Рес-кин. Наибольшее влияние оказал именно Джон Рескин, надолго внушивший молодому Моррису этический принцип единства Красоты и Добра 148. Образцом для подражания оставался и Антиквар, герой одноименного романа Вальтера Скотта (позднее и сам Уильям Моррис стал большим знатоком средневекового искусства и, в частности, экспертом по средневековым рукописям).

145 A. Venturi. Storia dell'arte italiana. Architettura del Quattrocento, I—II. Archi-tettura del Cinquecento, I—III. Milano, 1901—1940.

146 Журнал был органом Социалистической лиги. В нем печатался и Фридрих Энгельс.

147 «Вести ниоткуда» переводились и на другие языки, .в том числе на русский. Последнее издание: Уильям М о р р и с. «Вести ниоткуда, 'или эпоха спокойствия. М.», ГИХЛ, 1962.

148 О Рескине ом. «История европейского искусствознания. Вторая половина XIX .века». М., Изд. АН СССР, 1966.

Кратковременным было увлечение религией, в которой студента, избравшего специальностью богословие, театральная пышность католических обрядов привлекала больше, чем пуританская сухость англиканской церкви.

Крестовый поход за чистоту религии и искусства, задуманный вместе с товарищем по Оксфордскому университету Эдуардом Берн Джонсом, остался, однако, неосуществленным. Более продолжительным было увлечение социализмом, к которому обратился Моррис, не найдя в религии ни чистой красоты, ни подлинной справедливости. Пройдя через «феодальный социализм» Карлейля, он пришел к научному социализму Маркса, в «Капитале» которого он изучил историческую часть и не одолел части экономической. Познакомившись с трудом Маркса, Мор-рис счел себя в праве называться коммунистом и приступил к бурной политической деятельности 149. Более широкое признание он получил как поэт и переводчик 150.

Но искусство в его жизни занимало место не меньшее, чем политика и поэзия. Под влиянием Берн Джопса 'появился замысел стать живописцем. Серьезнее было намерение избрать основной специальностью профессию архитектора. Но обучение в мастерской архитектора Джорджа Эдмунда Стрита продолжалось всего несколько месяцев. Сухой формализм, педантичное и бездумное подражание готическим образцам — все это было не то, чего искал молодой Моррис. И главное внимание он направил на то, что теперь называется прикладным и декоративным искусством, не забывая, впрочем, и об архитектуре, без которой эта отрасль искусства немыслима.

Нельзя не вспомнить о культе живописца и лоэта Данте Габриэля Росетти, созданном членами «прерафаэли.тского братства», кружка художников, стремившихся уйти «с открытым сердцем» ;в средневековье и природу от ненавистной им английской действительности. Одним из ревностных адептов культа был и Уильям Моррис—его преклонение перед Росетти, художником и человеком, выразилось и в том, что он женился на его натурщице Джен Барден, перед которой и другие члены братства преклонялись как перед сошедшим на землю воплощением идеала дорафаэлевской красоты.

Молодая пара поселилась в «Красном доме», созданном самим Моррисом при ближайшем участии друзей-прерафаэлитов. Архитектурный проект был составлен хозяином дома. не забывшим практических советов архитектора Стрита, вместе с Филиппом Уэббом, архитектором-профессионалом. Название дома отнюдь не должно было ассоциироваться с революционными стремлениями его владельца — он был назван «Красным» просто потому, что был выстроен из красного кирпича, традиционного английского материала, особенно распространенного в графстве Кент, где дом находился. В его архитектуре Моррис и Уэбб не подражали ни готике, ни какому-либо другому стилю: их целью было выразить назначение здания, то есть сделать его наиболее удобным, продолжая.